На сцене этого чудовищного спектакля появилась ведьма, Оливия, облачённая в свои красочные лохмотья, обвешанная амулетами из убитых и засушенных ею мелких животных и насекомых. Своим единственным, но зорким глазом она обвела всю толпу внимательным взглядом, оценивающим, всевидящим. К тому времени, люди прознали о её потерянном глазе и о том, каким свойством обладает оставшийся глаз ведьмы. Холодная волна страха окатила многих селян, когда единственный глаз ведьмы, которую прозвали «Ангелом Смерти», впивался им в глаза. Кто отворачивался, кто опускал голову или отводил взгляд, никто не желал быть выбранным. Оливия обратила внимание на молодую, понурую девушку, чей облик был ещё более прекраснее, как никогда, не смотря на горе отраженное на её чудном личике. Оливия смотрела на Ислу, в чьем обмякшем теле, казалось, уже покинула жизнь, оставив лишь солнечный блеск её волос и голубизну её сияющих глаз неизменным, словно сама смерть, давала дань красоте, отступая перед ней, как тень перед солнцем.

– Кто из вас согласен отдать себя, и умереть вместе с королём? – спросила ведьма, не отводя пристального, и испепеляющего взгляда с чудной головки Ислы.

Все молчали, опустив головы, в ожидании имени.

– Кто готов отдать свою земную жизнь, и отправиться с королём в Валгаллу? Кто готов сопровождать своего короля и… – она хотела сказать мужа, но осеклась.

Люди повернули головы в сторону Ислы, среди толпы послышалось недоброе шипение.

– Я, – тихо сказала Исла, своим тонким, ещё живым, девичьим голоском.

Кто знал, чего это стоило ей? Но она думала сейчас не о себе. Она до последнего, сжав свои кулачки, молила, что бы Олаф спас её сына, её маленького сына, которому так и не суждено было испить материнского молока. Она чувствовала распирающую боль наполненных молочных желез. Но эта острая боль уступала её душевной боли, её переживанию за жизнь сына.

– Я, – повторила она громче, и толпа затихла, притаилась.

На лице Оливии мелькнула тень и тут же растворилась в холодном лике скрытой ненависти.

Согласно обряду, который хорошо был знаком Варгу, того, кто пожелает умереть, должны были кормить, поить и веселить до самого умерщвления. Но нужно ли это веселье и сытый желудок тому, кто готов был отдать жизнь? И нужно ли это было Исле?

Ислу отвели в дом и там одели в богатую одежду с серебряными пуговицами и золотистыми нитями на воротнике. Когда всё было готово, четверо викингов положили Ислу на расписанный узорами ковёр, подняли на плечи и отнесли её к кораблю. На корабле воздвигли две деревянных стены и установили дверь, построив что-то вроде длинной комнаты, где лежало взаперти, прикрытое от глаз «тело» короля. Ислу подняли сильные руки мужчин, и она заглянула за «дверь». Исла что-то шептала – она молилась, просила бога о милосердии, просила всех богов на свете, но её никто не слушал, все были немы к её мольбам и глухи. Три раза викинги поднимали её настолько высоко, что бы она могла заглянуть поверх «двери». Что бы она увидела, что за ней происходит – что испытывает Олаф в Валгалле? Но видела она лишь ложе смерти – финал её земной, так и не прожитой жизни.