Зара на миг задумалась. Впервые упоминание о Яре не вызвало у нее ни злости, ни чего другого, что похуже будет. Верно, позабыла она мысли темные. Освободилась. И чувство это новое окрылило ее:

- Плачешь?

Она осторожно нащупала ладошками лицо друга, что и не друг уже, но многим больше. И уверилась: плачет. Потому как иначе глаза мокрыми не бывают.

- Чего?

Свят не откликался. Дрогнул только всем телом. И затрясся. А на щеках Заринки снова появились теплые капли.

- Свят... - Она села у него в руках и, пытаясь смахнуть одну за другой, ловила слезинки, проговаривая: - Ты испугался, верно? Жива я, жива! Без памяти была просто. Так бывает, когда дыма много, тебе ли не знать?

Она старалась говорить много, чтоб заполнить мучительную темноту. И сказала бы в разы больше, да только внезапно послышался резкий грохот. И по земле, на которой лежали они со Святом, прошла дрожь.

- Что это? - Заринка напряглась, вжимаясь в мощное тело. И снова вздрогнула, когда очередной грохот разнесся в пространстве.

- Война, - ответил Свят. - Она ж и спасла нас с тобою. Если бы не степняк, не уцелеть на костре.

Напоминание о войне напугало Зарину не меньше самого костра. И она тихо взмолилась:

- Святые небожители, пусть закончится!

- Если закончится, - оборвал ее Свят, - то и мы с нею. Потому как не отпустят ни тебя, ни меня. Суд Престольный помнишь? Вот! А Храм? Храма не было, и храмовники не судили нас. А ведь на костре сказали то. И народ верит им... Нам то на руку. Думать надобно!

Он и сам не разумел, что можно придумать в той ситуации. Только и ждать погибели не хотелось.

Грохот усиливался, а время между ударами - сокращалось. И Свят разумел: наступление на Камнеград возрастает, потому как и гул стал рождаться не в одной стороне, но кругом и разом. Значит, окружили Красный Город. Прорвутся рано или поздно...

Хлопок!

Заринка со Святом разом обернулись. Показалось?

Оба притихли на миг, стараясь расслышать больше. И снова тишина, снова рев катапульт. Красный камень уж, видно, крошевом идет, потому как к реву подмешивается другой, характерный голос. Твердыня стонет: она не повинна в грехах людских. Стояла себе сотни зим. И дальше стоять думала, а тут вот...

Снова хлопок! Только этот - ближе, у дальней стены, оттого и слышится отчетливей.

И Свят встает, чтоб закрыть собою Заринку. Уж если и придет кто по жизни их, он готов отдать свою. Но только не ее. И не... нет, дитя они вряд ли смогли так скоро...

Пространство хлопнуло у самых ног. И темнота сгустилась.