Княгиня очертила гнилой жижей на камне склепа круг, подсветив его светом холодным, зеленым. И пустила в сферу ту руну Чернобога. Старую жизнь нужно удерживать, и тогда лучше нее не справится ничто...

Знак полыхнул, и тут же замер, связанный другим. Семейным, родовым. Древним, что сама кровь, им оберегаемая. В былое руннику знак тот жизни стоил, оттого и силен оказался.

Старая руна, что одна из многих на ее, чародейкином, фермуаре. Не она сама, но схожая. И обряд держится ровно, почти не лишая ее силы. А за ней - еще. И еще...

Знаки-руны вспыхивали один за другим, отчего холодный свет кругом них менялся. Тоже полыхал. И в огне том проступало сокрытое.

Сам Князь старый, Туром прозванный, шевельнулся. По телу пошла мелкая дрожь, и за дрожью той поднялась рука. Дернулась. Разогнулись пальцы тонкие, ожили запястья. А затем - и все остальное. Хотя... как ожило?

Тур глядел на Колдунью забеленными радужками глаз, и взгляд этот, что и в последние часы был мертвым, нынче и вовсе напоминал Пламене тлен. Да только чего ждать от существа усопшего, но не нашедшего покоя? И ведь то, что она привела его в этот мир, вернув былую память в гниющий разум, ей и самой казалось странным. Да только...

- Ты звала, Чародейка? - Тот, что вернулся, понимал природу стоящего перед ним зла. И ей разуменье то нравилось.