Бус много, и холодная ладонь, что отпустила ее руку, заметно дрожит. От удовольствия? Запястья с камнями, кольца, - бывал час, когда ее Элбарсу ничего не жалко было для невесты любимой. А теперь вот и ей не жалко для него.

С плеч степнячка снимает платок дивный. Тонкий, расписной. Только согреть он умеет так, что и в зимнюю пору можно стан укрыть. Плечи без него замерзнут, только дитя...

Нарима укрывает младенца тканью пригожей и слышит удовлетворенный вздох:

- Теплый...

А в ладонь ей ложится то, чего девка степная до того не видала. Звезда. Настоящая. И в хвосте Кумгана небесного становится на одну искру меньше, а в пещере - светло. И гады об сорока ногах да хвостах ядовитых расползаются к стенам, потому как свет звезды небесной - свят.

Молодица с младенцем исчезают, растворившись в предрассветном часу видением дивным. А Нарима идет. Глубже и глубже. В темноту и стужу. В холод лютый, что не спасает даже тот очаг, у которого греется человек.

Человек тот сгорблен. И колени охватывает руками, видно, сберегая остатки тепла. Стало быть, ему бы к свету звезды ее прикоснуться. Ей не жалко...

Земля холодна, а свет тепел. И тот, что сидит у огня, почти погасшего, поднимает на Нариму очи. Темные, черные почти. Их бы не узнать, если б сами не узнали девку:

- Рима?

Голос тихий, забытый почти. Потому как матка уговаривала: мертв он. А вот ошиблась, потому как степнячка видит: жив. Пусть и дрожит от холода лютого. Глаза прежние, скулы. Лицо...

Элбарс-хан удивленно глядит на невесту свою, а потом винится:

- Отрекся от тебя, знаешь?

Она кивает ему в ответ: знаю. Говорили. Простить? Смогу, верно, если...

Им бы выбраться отсюда, потому как света звезды уж не хватает. И если помедлить всего минуту...

Путь назад далек. Сложен и коварен. И та дорога, что вела сюда, уж не откликается. А разворачивается другая, на стенах которой - картинки. В них сам Элбарс-хан и дева лесная с волосами огненными. Страсть, полюбство. Слова горькие, о которых Нариме знать не хочется. Но отчего-то та разумеет: коль не увидит - не простит...

Она глядит. Слушает. А ладонь только крепче сжимается кругом ладони нареченного. Дыханием теплым:

- Нам бы выбраться...

Свет звезды, что тает, сменяется другим. Ярким. И с первым солнечным лучом выходит Нарима в Степь, растеряв что силы свои, что присутствие духа. А та, что провела ее сюда, склоняется над лицом нежным. Сглатывает вязкую слюну и обещает младенцу:

- Коль не найдут девку до заката...

Смеется, потому как матка девкина знала сказ не весь...