Светлый фон

Сколько ни погружалась Ярослава в вереницу палат каменных, ее ноздри продолжали дышать свежим воздухом. Соленым, будто принесенным с самого моря.

Знахарка огляделась по сторонам. Сводчатые стены с резьбой рун. И ворожба, сквозившая из каждого знака.

В глазах начинало рябить, и сквозь нее, рябь эту, проглядывали картинки.

 

...Вот она, Яра, зим десяти, сидит у матери на коленях. И та гладит ей головку, будто бы жалея малечу свою. Говорит ласково с дочкой, да зовет обедать. А на столе уж и снедь стынет. И Ярослава чувствует пах духмяный, а потом и вкус тушений на губах. И снова заглядывает в глаза матке. Кожа ее белоснежна, а волосы словно бы инеем покрыты. Глаза сини. Пригожа та и... жива...

Но Яра точно знает, что мать ее мертва. А значит, это - видение. Морок. И скинуть бы его, да только...

 

Морок проходит сам собою, оставляя слезу непрошенную. И знахарка радуется, пока не понимает, что видит другой.

 

...На расстояние взора раскинулись пред нею желтые пески Степи. Впереди - Шатровый Город, в который Дар, а нынче Ашан, вводит ее хозяйкой. Старый Хан мертв. Сын его первый, брат названный нареченного, погиб в Земле Лесов от Струпа Морного. И теперь Дар, муж ее, Ханом садится на паласы расписные.

И Ашан ведет ее к коврам мягким, усаживает подле себя. В глаза глядит. Да только с каждым днем все реже. А перед ним - тонкие станы степнячек, изгибающихся в легком танце. И ткани дивные, привезенные с Земель Южных, манят Хана молодого к телам юным. А ее тело, нынче изменившееся от сильного дитяти, уж не зовет мужа как прежде. И все чаще Яра остается в Шатре одна, окропляя дивные ткани солеными слезами...

 

Ярослава зажмурилась, ощутив соленый привкус во рту, и видение снова исчезло. А за ним появилось другое.

 

...Теперь уж она - мать. Нянчит на коленях кроху-сына. А вокруг - Шатровый Город да Степь. И сквозь приоткрытый полог ее с Ашаном-ханом дома наметает горсти желтого, как янтарь, песка. Где же Дар? Нет, здесь нельзя кликать Великого Хана именем лесным. Здесь он - Ашан. И Яра поправляется, пусть даже и про себя. И снова задается вопросом, где нареченный.

Вспоминает. Как рядилось войско, да вышивались женами обереги. Припоминает горячий поцелуй на губах. И сквозь время, прогортанное, что страница старого фолианта, она воет горьким ревом посреди Степи над скрещенным луком и копьем, что принесли ей с телом хладным Дара.

Ее Дара.

Он был послан ей старыми богами, а его отняли.

Ей страшно. И больно. Одиноко...