Лейла уж и не нужна Хану, и жизнь ее в Шатровой Городе - дань традициям и чести, а вот Саида...
Лейла уж и не нужна Хану, и жизнь ее в Шатровой Городе - дань традициям и чести, а вот Саида...
Элбарс видит мать свою и не узнает ее. И на миг, при взгляде на истерзанное тело старой женщины, взор его проясняется. И желваками играет ярость. Но дальше - пах медуницы.
Элбарс видит мать свою и не узнает ее. И на миг, при взгляде на истерзанное тело старой женщины, взор его проясняется. И желваками играет ярость. Но дальше - пах медуницы.
Забытье, туман...
Забытье, туман...
И зеркало скрывает то, как уносят в захоронение старую Саиду, что и не стара вовсе. Изломанное тело бросают в могилу неосторожно, потому как и захоронения самого-то нет.
И зеркало скрывает то, как уносят в захоронение старую Саиду, что и не стара вовсе. Изломанное тело бросают в могилу неосторожно, потому как и захоронения самого-то нет.
Словно бы собаку степную...
Словно бы собаку степную...
И ведь за что?
И ведь за что?
"За то, что сына не воспитала", - последние слова, сказанные Ханом. А дальше - тишина и глушь, покой.
"За то, что сына не воспитала",
-
последние слова, сказанные Ханом. А дальше - тишина и глушь, покой.
Элбарс вращает зеркало, уводя взор от могилы матери туда, где войско под стягами Хана идет в путь.
Пограничные земли закрывают ставни да города, ощериваются пиками, когда доносчики весть доставляют: сам Аслан возглавляет войско. А, значит, беды не миновать. Только что это?
Аслан, что подобен льву, не останавливается ни у Огнеграда, ни у стен других городов. Ни жажде, ни голоду не остановить войско могучее. И все ближе оно к границе Белоградского Княжества, в котором единственной целью - Белый Город.