Море бурлит, клокочет. Беснуется, желая проглотить ворожею. Как же, оно открыло для нее столько тайн, поделилось секретами дивными. Нынче ее черед делиться.
И уже не море - Радислава хватает ее за ноги-руки в воде молочной, вытягивая из ворожеи молодой что дар ее, Уладой подаренный, что саму жизнь.
Ярослава противится. Что ей до дара? Его она готова отдать. Да только не жизнь!
Не свою и не малечи, потому как нынче они - едины.
- Две, - шепчет ей Радислава, подбираясь руками к горлу тонкому, - вас двое. Один нужен мне. Я уж и воинов степных забрала... Жизнь сладкая, а тут все - солено!
И руки на горле ворожеи смыкаются подобно двум змеям. Перед глазами плывет, дыханья не хватает, а вода - теперь уж Ярослава четко понимает, что она в воде - забирается прямо в горло.
Яра отплевывает что воду эту, соленую, что слова:
- Не отдам дитя. И себя тоже не отдам.
И, набравшись сил, громко зовет:
- Дар!
***
Гай отбыл из дома намедни. Поцеловал сестер в волосы русые, да испросил у матери благословения.
Крепко обнял Снежану, шепнув в ухо:
- Не передумала?
Та лишь обняла его крепко в ответ да поцеловала руку братову.
И скорые сани скрылась за изгибом дороги. А сестры с мамкою снова остались одни. И ведь покойно в хоромах каменных, дворней пестуемых, а вот как к ночи время близится, так и не усидеть...
Дверь отворила дворовая девка. Осторожно внесла тарелку сребряную, на которой - письмо грамотой березовой. С печаткой. И, помнится, брат никогда прежде печаткою не пользовался, а тут вот...
Снежана осторожно надломила багровый сургуч, чтоб прочесть: