— Простите, — открыл он дверь без стука и устремился, взволнованный, к пожилой медсестре. — Я вспомнил еще одно имя. Моего друга зовут Эгиль Кляйн, и он тоже должен быть в этом госпитале. Кажется, я видел его здесь.

Женщина недовольно покачала головой, но выговаривать за неподобающее поведение не стала — что с них, умалишенных, возьмешь.

— Одну минуточку, — она придвинула к себе один из журналов и долго листала засаленные страницы, пока не остановилась взглядом на какой-то записи, а затем подняла голову и с сочувствием посмотрела на Эрена: — Соболезную, мистер Крюгер. Ваш друг Эгиль Кляйн скончался три дня назад.

Во рту пересохло.

— Жаль, — выдавил из себя молодой человек. Возможно, это всего лишь совпадение. Это еще ничего не значит, ведь так? — Я не припомню, чтобы он был сильно ранен… От чего он умер?

Медсестра резко закрыла журнал и поднялась из-за стола. Ее голос похолодел:

— Извините, мистер Крюгер, но мне нужно отвести пациентов на процедуры.

— Да, спасибо большое.

Пока Эрен снова брел во двор госпиталя, мозаика в его голове собиралась в единую картину произошедшего. Потрясенный, он ощутил себя бесконечно уставшим, поэтому опустился на скамейку у больничной ограды.

Внутри все бурлило и переполняло Эрена черной воняющей жижей ужаса, в которой он внезапно начал захлебываться.

Пожалуй, хватит на сегодня жестокости. Насколько же прогнил этот мир, если даже медсестры… те, чье призвание — спасать, отбирают жизни, а потом цинично улыбаются, заглядывая в гримасы смерти своих жертв…

И все же Эрен не верил. Не хотел верить.

Он выстраивал в голове цепочки причинно-следственных связей в попытке оправдать Фриту. Возможно, ей приказали? Угрожали убить близких? Шантажировали? А если она лишь приводила в исполнение смертный приговор, вынесенный кем-то другим? Может быть, медсестра Фрита — сама жертва обстоятельств?

Эрен почти убеждал себя в истинности каждого из своих предположений, но потом снова вспоминал улыбку, ту чудовищно счастливую улыбку Фриты, которая смотрела на мертвеца так, будто любовалась им. Довольная. Воодушевленная. Гордая.

И ее радость перечеркивала все его попытки оправданий.

Эрен закусил губу от захлестнувшей его волны злости, а потом оперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Мысли жалили мозг иглами гнева. На Фриту. На себя. На весь мир.

Смирись, Эрен. Ты ведь все правильно понял.

Не было никаких приказов, шантажа, принуждений и угроз, были лишь собственная инициатива и энтузиазм. Очевидно, что Фрита стала судьей и палачом по собственной воле.

И как он мог сравнивать это чудовище в платье сестры милосердия с Микасой? Да, Микаса тоже убивала десятки раз. Да, она считала себя убийцей, которая только и умеет, что «резать мясо»… Однако Эрен знал главное: Микаса Аккерман не чудовище и никогда им не была.