Повезло. Полицаи чинно прошествовали мимо, даже не взглянув в сторону замусоренного переулка. Жан выждал еще немного, а затем выпрямился и с облегчением выдохнул — одна опасность миновала. Теперь нужно было успокоиться и подумать, как действовать дальше: надеяться, что Микаса все-таки возвратится к месту, где они разошлись, и поэтому продолжать ждать ее около пекарни… или прислушаться-таки к внутреннему голосу-предчувствию, который упрямо шептал Жану, что с ней что-то могло произойти, иначе давно бы уже вернулась. Успокаивать себя мыслью, что лучший после Леви боец Разведкорпуса может заблудиться на улицах гетто — казалось глупостью. Ведь каждому на Парадизе известно: кто владеет навыками пространственного маневрирования, тот прекрасно ориентируется на местности, и это умение доведено у всех бойцов Разведкорпуса до автоматизма.

Значит, Микаса попала в какую-то заварушку…

Вот черт!

Не в силах больше сдерживаться, Жан со злостью вдарил кулаком по стене, громко выругался, а затем уселся на отмостку, привалившись спиной к кирпичной кладке.

И что теперь делать? Как быть? Где искать Микасу?

«Думай! Думай! Думай! Вот же дерьмо! Все еще о командовании мечтаешь?! Да какой из тебя командир, если тебе и одного человека доверить нельзя!»

Зарывшись в собственные гнетущие мысли по самую макушку, Жан не сразу понял, что произнесенные слова адресованы ему.

— Кепку верни, — повторил просьбу человек, и на этот раз глухой скрипучий голос раздался уже ближе, а в следующую секунду кто-то тяжело опустился на бетон рядом.

Жан удивленно повернул голову, но в сумраке переулка было не разобрать ни возраста мужчины, ни черт его лица. К счастью, чиркнула спичка и на несколько мгновений осветила элдийца, который теперь невозмутимо прикуривал сигарету, зажав ту между разбитых губ, пока Жан силился вспомнить, где же он видел это лицо, показавшееся ему смутно знакомым. И только свежая ссадина на скуле да засохшая под носом и на губах кровь навели его на верный ответ: ему решил составить компанию тот, кого совсем недавно так вдохновленно избивали марлийцы у ворот гетто. Ударивший было в нос запах дешевого табака перебила забойная вонь сигаретного дыма, и не привыкшему к подобным «ароматам» Жану захотелось зажать нос или хотя бы оказаться на метр подальше от этой убойной дряни.

— Кепку верни, — тем временем в третий раз повторил элдиец спокойно и, по-прежнему игнорируя направленный на него взгляд, выпустил в сумрак облако вонючего дыма изо рта.

Жан молча стянул с головы кепку, что поднял с дороги у ворот гетто, и отдал ее хозяину, который тут же спрятал под ней свои проплешины на висках и едва наметившуюся на затылке лысину. На слова благодарности не стоило и рассчитывать. Ни пекарь, ни мальчишка с хлебом, ни этот забитый сапогами элдиец… видимо, люди в гетто не привыкли получать помощь, а потому и говорить «спасибо». Жан раздосадованно хмыкнул и опустил взгляд на бычки и обрывки газет под ногами. Задумался. Занятно все складывалось. Находясь по ту сторону ограды, на марлийской стороне, он сочувствовал загнанным в гетто людям, теперь же, оказавшись внутри, почему-то ощутил себя обманутым… и разочарованным. Хотя какая, к черту, разница? Он ведь здесь не для того, чтобы судить два народа. И уж тем более не для того, чтобы решать их судьбы. Его первостепенная задача — вернуть Эрена, мать его за ногу, Йегера домой.