Однако я вновь ощущала его страх. Что-то в этом чувстве заставило мой страх вновь вернуться, и вот я уже опять противилась ему своим светом, а где могла, и телом. Но он прав. Я слишком устала, чтобы бороться с ним, и чем дольше он меня удерживал, тем больше эта усталость превращалась в нечто близкое к отчаянию.

Я не могла бороться с ним. Бл*дь, я никогда я не могла бороться с ним.

Я не могла бороться ни с кем из них.

К тому времени, когда эта мысль отложилась в голове, по моему лицу катились слёзы, но и это я не могла осмыслить.

Когда он ударил меня в первый раз, я резко втянула воздух, скорее от недоверия, нежели от боли.

Он удержал меня, испытывая мой свет.

Затем он снова ударил меня, прямо по заднице голой рукой, и я вскрикнула, заёрзав под его руками и светом. Однако я не могла. Я не могла пошевелиться. Я почувствовала, как усилилась его боль, когда он опять меня ударил. И опять.

Боль становилась хуже, а не лучше.

Выносить её становилось тяжелее, а не легче.

В какой-то момент я начала орать на него.

Я не могла осмыслить собственные слова. Ревик не останавливался, что бы я ни говорила, и тогда я перестала пытаться контролировать эти слова… или даже следить за ними.

Но некоторые вещи выделялись среди всего остального.

Я назвала его куском дерьма, как и Анжелина.

Я говорила, что ему на меня насрать.

Я говорила, что он меня не хочет, что он никогда меня не хотел. Я говорила, что они правы насчёт него, что он абьюзер и насильник. Я говорила, что мне уже безразлично, что он станет делать, и я знала, что ему никогда не будет достаточно меня, что бы я ни делала, какой бы шлюхой я для него ни была. Я говорила, что он может трахать кого угодно — хоть Уллису, хоть Даледжема, хоть мою мать — и я не попытаюсь его остановить.

Я говорила, что больше не хочу быть замужем за ним.

Я говорила, что он хотел кого-то слабого, кого-то мягкого, кого-то непохожего на меня.

Я орала на него за то, что он врал мне, что он нарушил клятву… за то, что он был трусом, который никогда не говорил мне правду и который в принципе не способен кому-либо сказать правду.

Я обвинила его в том, что он трахал других людей на корабле.

Я обвинила его в том, что он хотел Даледжема, хотел Уллису, трахал её после того, как она его избила, соврал мне и себе о причинах, по которым он к ней пошёл.