Я видела воспоминания со мной, которые не могли быть воспоминаниями. Возможно, это воспоминания о фантазиях, которые он создал в своём сознании, чтобы доставить себе удовольствие.

Я скользнула светом глубже в него, притягивая, вплетаясь в найденные структуры до тех пор, пока Ревик не издал стон, показывая мне больше. В одном из этих образов я увидела Даледжема и с силой ударила его по груди, но это лишь ещё сильнее возбудило Ревика. Я вложила больше света в язык и губы, вновь возвращаясь к его члену, и его свет взбунтовался, выходя из-под контроля.

Он начал говорить со мной на каком-то языке, которого я не знала. Через несколько секунд он перешёл на английский с сильным акцентом, хотя едва ли говорил что-то связное, когда мне удавалось разобрать слова.

— Элли… боги. Элли, мне жаль. Мне жаль. Мне так жаль…

Казалось, он больше не мог подобрать слов, хотя я мельком ощутила, что он старается, пытается заговорить. Я не выпускала его изо рта, и Ревик попытался пошевелиться, потянуться ко мне, продолжая говорить на том языке, похожем на русский. Он переключился обратно на английский.

— Элли… не бросай меня больше. Пожалуйста, — он снова ахнул, будучи не в состоянии двигаться. — Боги, я сделаю всё, что ты захочешь. Я сделаю всё, что ты пожелаешь… что угодно. Я даже обувь больше не буду снимать перед кем-то посторонним. Я сделаю всё, что ты захочешь, всё что угодно…

Злость рябью вышла из моего света, и Ревик застонал, стискивая мои волосы.

— Боги, Элли. Элли… помнишь тот первый раз? Помнишь?

В этот раз я уловила проблеск настоящего воспоминания и мгновенно поняла, что он имел в виду.

Я увидела нас обоих перед тем камином в Гималаях, и моё горло сдавило от боли. Он умолял меня взять его в рот вскоре после того, как мы оба начали становиться странными от секса… так что, может, после второго или третьего раза. Он умолял меня, хотя я сама предложила, но как только я начала, он также продолжал меня останавливать.

Он был наполовину не в себе, устраивал своё и моё тело так, чтобы он мог наблюдать; говорил мне, как долго он фантазировал о том, как я буду делать это с ним; останавливал меня, чтобы мы могли потрахаться, а потом снова умолял меня сделать это.

В какой-то момент он потерял контроль — возможно, по-настоящему; возможно, в самый первый раз.

Он потерял контроль, и это продолжалось часами.

Глядя на него теперь и вспоминая, я осознала, что он получил больше наслаждения от наблюдения за мной, чем от самих ощущений.

— Я помню, — пробормотала я, целуя его прямо под пупком.

— Я люблю тебя, — боль отразилась в его голосе. — Элли… я обожаю тебя. Пожалуйста, больше не бросай меня.