Светлый фон

Родион поднял к небу заблестевшие глаза.

— Веришь, Панас, много чего повидал за это время, а сегодня вот на слезы пробивает, я уже боялся поверить, что кто-то жив. Пишу-пишу, а все как в пустоту — оказывается, все три письма в один день они получили.

А в Березовке теперь каждый день ждали ответа батька. И пришло им враз два письма, одно от батьки, а второе от Панаса. И сидели, не дыша, все, и слушали глуховатый голос Василя, читающего оба письма, утирали бабы слезы, а потом ахали и удивлялись, что свела судьба Панаса и Родиона, и сильно смеялись над припиской батькиной в конце письма:

— А тебе, старший мой сын, Григорий, порка будет знатная за курение. Обещаю!!

И сидел смущенный Гринька, и чесал в заросшем затылке:

— От ведь, нажалились!

— А, чаго, — встрепенулась Стеша, — моя Дунюшка тябе перерастеть скоро! Ты жа из-за цигарок и не растешь нисколь, он Василь на полголовы выше. А ты даже меньше Никодимушки ростом.

Гриня подумал:

— Батька вялел, надо… не, совсем уже не получится, но буду поменьше курить, обешчаю усем!

Зима, на удивление, проскочила быстро, может, от того, что не было больше никаких хвашистов, и все, что ни делали сельчане, они делали для себя и для фронта. Бабы вязали носки и варежки с одним пальцем, не углядели Краузе, а может, просто не захотели возиться с непряденой шерстью, что нашлась в подвале в нескольких дырявых мешках. Как обрадовались ей бабы! Они старательно пряли шерсть долгими зимними вечерами, вели бесконечные разговоры, пели грустные песни, потом стали петь более нужные — по радио слышали все новые — военные.

Запоминал и записывал их Василь, потом напевали вместе с Гринькой, им сразу же помогали ребятишки, и слышалось морозными вечерами из чьей-нибудь хаты: «Вставай страна огромная…»

Деды были заняты у лесу. Они вместе с Лешим валили небольшие деревья, которые он поздней осенью отметил зарубками — усыхали они, а на дрова самое то. Зная ответственность и дотошность Лешего, в райкоме полностью ему доверяли. Привезенные жердины тут же распиливали ребятишки постарше, и по очереди, в чью-то хату отвозили на санках ребятишки помладше.

Бабы готовили на всех немудрящую еду, жили и впрямь — коммуной.

Объявились сын и внук деда Егорши. Сын пока так и оставался в Сибири, а внук закончил школу младших лейтенантов и уже воевал — командиром орудия.

Гриньке и Василю, Стеше и Пелагее при всем скоплении народа торжественно вручили медали — «Партизану Отечественной войны второй степени».

Как важничал Гринька, носил медаль на стареньком дедовом пиджачке, Ефимовна подшила рукава, и Гринька, подпоясавшись солдатским рямнем — подарили тогда первые наши, что пришли у Бярезовку, носил её постоянно. Василь же, наоборот, так и держал её в коробочке.