Стешка отозвала Гриньку в сторону, что-то серьезно ему пояснила, он вздохнул.

— Тоже хотелось бы к Пашке побежать, да Стеша тама нужнее будеть, ай сомлееть их Марья Ефимовна як тогда, а с няго якая помошчь? — Ладно, вечером бабам только и скажу, а то все бросют, убегуть.

Стеша хитренько позвала Ефимовну, сказав, что приехали из Роно и требуют их для разговору. Ну пошли и пошли, все продолжали работать, только Гринька постоянно посматривал в сторону деревни и вздыхал.

Стешка сдерживала шаг, хотя ноги упрямо пытались побежать бегом. На улице все было как всегда — гомонили дети, пищали Полюшкины пацаны, только острый глаз Стеши заметил худого бледного солдата, сидевшего на лавочке возле двора Пиничей.

Марья же шла, немного волнуясь, с чего бы это представитель Роно потребовал им прийти, ведь знали же в районе, что школа вся на посевной.

До лавочки оставалось пройти две хаты… Ефимовна сначала обратила внимание на Волчка, он неподвижно лежал у ног мужчины, одетого в солдатскую… форму…

Она запнулась, охнула и птицей полетела к нему, она бежала, как не бегала в молодости, солдат рванулся встать, но мать оказалась быстрее, она подлетела к нему, опустилась на колени и, обняв худые ноги своего оплаканного сыночка, неверяще уставилась в такое бледное, измученное, но такое любимое, родное лицо сына. Она ничего не говорила, просто смотрела на него, а по лицу бежали слезы, Пашка тоже шумно сглатывал, потом отмер:

— Мама, мамочка моя!!

И вот тут Ефимовна закричала:

— Сыночек, Пашенька, живооой!! Стешка хлюпала носом, а Ефимовна судорожно ощупывала, гладила своего мальчика, мальчик пытался утирать ей слезы, она, не замечая их, только и повторяла:

— Сыночек, Пашенька, живой!!

Дружно зарыдали Пелагеюшкины ребятишки, Гланька кинулась их успокаивать, а Ефимовна наконец-то пришла в себя.

— Сыночек, да что же это я? Ты, небось, голодный и уставший, пойдем, мальчик, у хату. Стеш, ты знала, что сынок вернулся?

— Да, но як тябе об этом у поле сказать, не добягла бы?

Ефимовну потрясывало, Стешка налила ей отвару с пустырником, та выпила, не глядя, а сама хлопотала возле умученного сына, старалась дотронуться до него, погладить по щеке, по стриженной голове, и все спрашивала:

— Сыночек, скажи, что я не сплю?

Сыночек, поев, быстро уснул, нелегко дался ему пятидневный путь до дому. Он спал, а Ефимовна, не отпуская его руку, сидела рядом и боялась дышать.

Осторожно вошла бабка Марья, деда Ефима жена, покачала головой:

— Сколько же ты вынес, мальчик! — Прошептала, что станет его травками выправлять. — Не горюй, Марья, самое главное — живой, выправим его к лету!!