— Ты уверена, что хочешь этого? — отец недоверчиво кривит губы. — Ты всё обдумала и все решила?

— Обдумала и решила, — киваю я, чувствуя легкую тошноту, но твердую решимость.

— Я не успею, — возражает отец осторожно. — Ты дала мне мало времени. На это надо не несколько часов, а несколько дней.

— Успеешь, — угрожаю я. — Тебе и пары часов хватит. Не скромничай!

Отец вздыхает, но молчит.

— Верещагин сделал на раз, — вкрадчиво говорю я. — А ты не сможешь?

— Я не подросток, чтобы на такое покупаться! — возмущается отец, но добавляет ворчливо. — Хорошо. Не пожалей потом!

— Не пожалею, — искренне надеюсь я.

— Отправишься на прием? — осуждающе спрашивает отец, придвигая к себе чашку кофе.

— Обязательно! — дарю я отцу искреннюю любящую улыбку.

— Одна? — хмурится отец поверх кофейной чашки. — Пойдешь с Аркадием!

— Я пойду с Игорем, — ласково отвечаю я. — У него своей охраны хватит и без этого профессионального предателя.

— Он не предатель, — устало вздыхает отец. — Я тебе говорил. Он лучший из лучших. Просто позёр, пижон и артист.

— А ты разве не пойдешь на прием? — удивляюсь я.

— Меня, конечно, пригласили, — усмехается отец. — Но я не собирался встречаться с Никитой без острой необходимости. Но если тебе нужно, чтобы я был…

— Нужно, — твердо говорю я. — Очень нужно.

Так, как я готовлюсь к встрече с Верещагиным сегодня вечером, я не готовилась ни к одной встрече. Мне хочется быть красивой. Впервые в жизни я должна быть самой красивой.

Аркадий Сергеевич привозит ко мне уже знакомых мне визажиста и парикмахера. Прозванный мною Коком парикмахер по-прежнему похож на корабельного повара, объедающего всю команду. За прошедшие недели он стал еще толще, но ему это идет.

— Есть идеи? — спрашивает он, шумно отдуваясь. — Распускаем? Поднимаем? Завиваем?