Я смеюсь, наверное, неуместно. Списываю на нервы. «Можешь ли ты представить, что после долгих лет поисков ты сломаешь его?»

Усталые глаза скользят по моему телу к лицу, и я заставляю неловко улыбаться. «Нет, не могу», — бормочет он, вставая на колени и начиная разбирать материал. Я задерживаю дыхание. Это все? Это давно утерянная скульптура? Все время и боль, и этот момент может быть разницей между нашими жизнями, движущимися вперед, Беккером в покое, или нашими жизнями, застрявшими в подвешенном состоянии, Беккер постоянно удивляется и ищет. Я не тупая. Он мог бы пообещать мне, что, если это окажется тупиком, он отпустит его, но я не верю его обещанию. Он никогда этого не отпустит.

Я начинаю молиться всем греческим богам.

Беккер толкает кучу, его плечи высоко, указывая на то, что он задержал дыхание, когда он осторожно отрывает материал руками. «Хорошо бы ты взглянула на это», — шепчет он, откидываясь назад и показывая то, что он нашел.

'Боже мой.' Я медленно подхожу ближе, загипнотизированный тем, с чем я столкнулся. Грязь тускнеет на поверхности, врезавшись в щели на лице, но нельзя отрицать то, на что мы смотрим. Я обращаю свой ошеломленный взгляд на профиль Беккера, и он медленно переводит свой взгляд на мой. И мы просто смотрим друг на друга, ни один из нас не может говорить, оставляя затянувшуюся жуткую тишину, а на заднем плане доносится отдаленный стук дождя. Это оно. Это конец. Его поиски, наконец, окончены.

Беккер берет меня за руку и берет ее, поднимает меня на ноги. И мы стоим над нашим открытием, глядя на него в течение долгого, долгого времени, поглощая его, принимая его, приходит к соглашению в этот колоссальной момент. Я улыбаюсь, чувствуя, как долгие годы изумления и тревоги буквально уходят из человека, держащего меня за руку. Это ощутимо.

«Это совсем не похоже на созданную тобой подделку», — бездумно говорю я, глядя на скульптуру. Да, это некрасиво, как поддельная работа Беккера, но, безусловно, не злой вид.

'Я знаю.'

'И что теперь?'

«Я не знаю, что делать», — признается Беккер, все еще глядя на него. «Все эти годы, а теперь он у меня есть, и я даже не знаю, что чувствую».

'Облегчение?' Я подсказываю, потому что я так себя чувствую. Так чертовски облегчено.

'Может быть.' Он смотрит в потолок, как и я. «Я понял, папа». - тихо говорит он, сжимая мою руку. «Я нашел это для тебя и мамы».

Мои глаза горят от быстро нарастающих слез, и я подхожу к Беккеру, обнимая его за руку. «Он будет так гордиться тобой».

Беккер смотрит на меня немного пустым взглядом. «Хотел бы я видеть его лицо», — признается он. «Хотел бы я отдать ее ему».