Михаил приподнялся и смачно, со вкусом, харкнул точно на лацкан серого пиджака.

Увидев испуг и растерянность в глазах генерала, Вашкевич улыбнулся ему навстречу той радостной улыбкой, человека, наконец-то сбросившего опостылевшее за десятилетия тягостное ярмо внутренней несвободы.

Очарование хмеля улетучилось, голова стала ясной, а в крови Михаила забурлил, вспениваясь, яростный кураж, когда наплевать, что будет потом, а важно лишь то, что здесь и сейчас.

Пока побагровевший Зубенко в возмущении пучил глаза и хватал ртом воздух, Михаил пружинисто подошел к выходу и хлопнул дверью от души, словно подводя черту затянувшемуся, уродливому, извращенному сосуществованию с этим повизгивающим, топающим ножками мужчинкой.

Краем глаза заметил, как от стены отделились две сгустившиеся тени, такие же серые, как и их вопящий начальник.

Не обратив на них ни малейшего внимания, с той уверенностью, которая обычно повергает в ступор служак – людей зависимых по определению, – Михаил подошел к перилам, ограждающим лестничный пролет, и быстро, пока те не заподозрили ничего плохого, двумя ловкими движениями перелез через перила, тут же оказавшись один на один с бездной из спирали убегающих куда-то далеко, в чрево фойе, лестничных пролетов.