– Мы, Михаил Иванович, кто? Мы люди служивые. Желания наши не всегда совпадают, кхм, с партийной линией. Приходится терпеть. И ждать-ждать, Миша, когда случится такое чудо, и личные чаяния совпадут с начальственной установкой.

Не поверишь, не могу сказать, что все эти годы говно во мне кипело. Взгляды меняются, м-да… Но… Как бы это? Чувство незавершенности? Точно. Оно. Зудит, родимое. Годами, представь, себе. Вот, кажется, пора б забыть. Чего там, в юности, только не было?

Женщина эта, с которой живешь скорее по привычке, чем …не важно, одним словом. Старый приятель-предатель. Их адюльтер этот детский. Да вроде б, черт с ними! Плюнь и разотри. Дела минувшие. Иди дальше.

Но вот же ж нет! Как не помнить?!

Когда в те редкие моменты, когда добрался до жены, когда ей хорошо в постели этой треклятой, чувствуешь, чуешь, я ж не идиот, а ведь она не с тобой, Костя, сейчас. Нет, все хорошо. Скажем так, терпимо. Физически, имею в виду. Но! Каково себя чувствовать таким вот протезом для удовлетворения духовной похоти?

Самое плохое, что привыкаешь к этому… к тебе. Есть мы двое, и третий ты, дружок мой ситный, в нашем не очень счастливом супружеском ложе. А что делать? Терпишь. Сам факт того, что мог бы раздавить, как жабу, все средства для этого есть. Довлеет. Но. Низз-зя! Служба-карьера, мать ее! Талант, классик литературы, так сказать. Велено не трогать, значит – не моги!