— Нет! Я поеду с Лизой! Она не может ехать одна! — упрямился Федор.
— Что ты добьешься своим бессмысленным упрямством? — остановил Лаврецкого окончательно вышедший из себя Кумазин. — Довольно глупостей!
— Лиза не может остаться одна в лапах этого дикаря!
— Этот дикарь — ее муж, и она любит его.
— Клянусь, что…
— Хватит! — рявкнул Кумазин, влепив Федору смачную пощечину, а затем с силой ударил его, и Лаврецкий рухнул на пол, не издав ни единого стона.
Надя испуганно бросилась к неподвижно лежащему кузену.
— Зачем ты ударил его? — возмутилась она.
— Для того, чтобы спасти ему жизнь. Ты что, не понимаешь? Если Карелин вернется и застанет Федора здесь, он его убьет. Не бойся, твой брат скоро придет в себя, но к тому времени мы должны быть далеко отсюда… Я запру его в Орловке, там он будет в безопасности, а сам, если будет нужно, вернусь на помощь Лизе… Скорее, экипаж, должно быть, уже готов и ждет нас внизу… Это единственный способ спасти Федора!
* * *
Добравшись до места, Наташа резво спрыгнула с лошади и побежала к Александру. Тот с неподдельным изумлением смотрел на потного, тяжело дышавшего после скачки коня, на бледную, дрожащую Наташу, бегущую к нему, и бросился ей навстречу, подумав, что дома случилось что-то серьезное.
— Что-то с Лизой? С ребенком? — в ужасе крикнул он.
— Нет… дома все живы и здоровы, Александр… совсем иное там творится. Не так давно ты сказал мне, чтобы я ничего не говорила, если в моих руках не будет доказательств… Теперь они у меня есть…
— Доказательств чего?! — Александр схватил Наташу за руки и затряс ее. — Говори! Что ты имеешь в виду?
— Иван Ежов лгал тебе… Кумазины — его пособники, интриганы, а княгиня Карелина смеялась тебе прямо в лицо…
Наташе удалось вырваться из цепких рук Карелина и отступить немного назад. Они стояли возле полицейского участка, а потому князь постарался успокоиться. С трудом взяв себя в руки, он посмотрел по сторонам и легонько подтолкнул Наташу к мостку, призывая ее перейти на другую сторону реки, чтобы спастись от нескромных, дотошных взглядов. Неистовая вспышка ярости сменилась хорошо знакомым Наташе холодным, расчетливым гневом и твердой решимостью свершить правосудие. В глазах князя Маслова видела неприкрытую ненависть к себе, но на этот раз решила идти до самого конца.
— Рассказывай, — спокойно велел Карелин, но это кажущееся спокойствие сулило опасность. — Ты же очень этого хотела… только прежде хочу сказать тебе кое-что: много гадости повидал я в своей жизни, но более жалкого зрелища не видел. Ты очень сильно изменилась, Наташа… Я всегда считал тебя прекрасным человеком, спокойным, уравновешенным, владеющим собой, но… Впрочем, начинай… говори, что хотела.