Томас Лейн возмущен.

— Не было никакого недопонимания, я дал очень хорошую цену!

Второй человек, мистер Хайд, косо на меня смотрит.

— Вы ведь не из Марокко, да? Я имею в виду, родом. Откуда вы?

Я говорю, и он понимающе улыбается.

— А я-то боялся, Африканская компания упустила золотую жилу, где водятся такие здоровяки, как вы. Но нет, мы работаем в тех краях. Это приятно.

Я не вполне понимаю, что это значит, но от его слов разит рабством, а значит, он — дьявол, и тот, кто ведет с ним дела, — еще один торговец горем. Мысль о том, что придется дать кому-то из них денег, отвратительна, но я должен спасти Момо.

Я снова поворачиваюсь к мистеру Лейну.

— Сколько бы вы ни дали за него герцогине, я дам вам больше: свою прибыль вы получите.

Он разводит руками:

— Боюсь, слишком поздно. У меня уже был покупатель на очереди: я продал его нынче утром миссис Герберт. Она хотела чего-то особенного, чтобы поразить всех на сегодняшней премьере «Городской наследницы».

Через час я умудряюсь оказаться на другом конце Лондона в театре Дорсет-гарден, на берегу реки к югу от Флит-стрит. Неудачи мои продолжаются: едва я выхожу из кофейни, начинается дождь; когда я добираюсь до места, одежда моя прилипает к телу, а тюрбан стал вдвое тяжелей. Спрятавшись под деревьями, я разматываю злосчастный тюрбан и снова оборачиваю им голову, глядя, как подъезжают и высаживают седоков кареты. Еще только четыре часа, но уже зажгли факелы, поскольку день сумрачный. В их колеблющемся свете мне хорошо видна театральная публика. На наемные экипажи я не обращаю внимания, решив, что женщина, купившая черного ребенка как украшение для особого случая, скорее всего, явится при полном параде. Несмотря на скверную погоду, пьеса собирает толпу: площадь перед театром вскоре кишит каретами, и я наблюдаю за ними, как ястреб, но Момо не видно, — одни женщины в масках и щеголи в пудреных париках. Потом одновременно прибывают три золоченых кареты, извергающие собрание богато одетых седоков — сплошной муар и страусовы перья, — которые, спасаясь от дождя, быстро взбегают по ступеням и устремляются в театр. В суматохе я не все вижу из-за колес и лошадей, мне приходится вынырнуть из укрытия. По-моему, я узнаю женщину, сидевшую рядом с бен Хаду на обеде у герцогини… да, а с нею рядом герцогиня Мазарин, чье поразительное лицо обрамляют волны черных волос, струящиеся из-под капюшона. За ней идет ее слуга Мустафа, под его черным плащом мелькает алая парча. Я так засматриваюсь на них, что едва не пропускаю особенно роскошную карету, запряженную четверкой. Из кареты выходят двое великолепно одетых слуг с большими зонтиками, и три женщины — на одной платье шириной с диван. Я успеваю мельком увидеть Момо в золотом кружевном костюмчике; потом женщины его уводят, и все они быстро скрываются в здании.