– Стоит ли отдавать жизнь за трон? – Мне хотелось разрядить обстановку, но ни один из них даже не улыбнулся.

– Стоит, – просто ответила Анна.

Лето 1528 года

Лето 1528 года

Анна танцевала, ездила верхом, пела, играла в карты, плавала на лодке под парусом, отправлялась на пикники, гуляла по саду, представляла живые картины, будто ее вовсе ничего не заботило. Только все бледнела и бледнела. И тени под глазами становились темней и темней; теперь, чтобы их скрыть, ей нередко нужна была пудра. Я шнуровала ее посвободней, столько веса она потеряла, а в корсаж мы подкладывали подушечки – пусть грудь кажется попышней.

Пока я ее шнуровала, Анна глянула в зеркало, поймала мой взгляд. Теперь она и впрямь смотрится старшей сестрой, куда старше, чем я.

– Я так устала, – прошептала она. Даже губы бледнее бледного.

– Я тебя предупреждала. – В моем голосе не слышалось сочувствия.

– Ты бы все то же делала, хвати у тебя ума и смазливости его удержать.

Я наклонилась поближе – пусть видит мои румяные щеки, блестящие глаза, гладкую кожу рядом со своим – бледным и утомленным – лицом.

– Это у меня-то не хватает ума и смазливости?

Она отвернулась, шагнула к кровати, буркнула:

– Мне нужно отдохнуть. Уходи.

Я поглядела, как она укладывается, а потом вышла из комнаты, сбежала по каменным ступеням в сад. Чудесный день, солнце сияет, тепло, лучи света посверкивают на глади реки. Маленькие лодчонки шныряют туда-сюда между большими судами, а те ждут прилива, чтобы пуститься в открытое море. Легкий ветерок веет вверх по реке, приносит в этот ухоженный садик запах соли и далеких приключений. Я заметила мужа, он прогуливался с группкой придворных на террасе внизу, помахала ему.

Он тут же извинился и покинул приятелей, поднялся на верхнюю террасу, встал на нижней ступеньке лестницы, взглянул на меня снизу вверх:

– Как поживаете, леди Кэри? Сказать по правде, вы не уступите по красоте этому погожему деньку.

– А вы как поживаете, сэр Уильям?

– Прекрасно, прекрасно. А где Анна и король?

– Она у себя, король собирался покататься верхом.

– Так, значит, вы совсем свободны?