Я подошла к его спальне, поговорила с ним через приоткрытую дверь. Пергаментно-желтое лицо – точь-в-точь как у Анны, куча одеял навалена, а все равно трясет от озноба.

– Не входи, – приказал он. – Не подходи ко мне.

– За тобой кто-нибудь ухаживает?

– Да, я приказал заложить повозку, поеду в Норфолк, хочу быть дома.

– Подожди пару дней, пока тебе не полегчает.

Он взглянул на меня, лицо искажено болью.

– Моя маленькая женушка-глупышка, чего уж тут ждать. Не забудь про детей в Хевере.

– Конечно не забуду. – Я все не понимала, о чем это он.

– Думаешь, мы с тобой уже сделали еще одного?

– Пока не знаю.

Уильям закрыл на мгновение глаза, как если бы собирался загадать желание:

– Все, что ни случится, – в руках Божьих. Но мне бы ужасно хотелось заделать тебе одного настоящего Кэри.

– У нас для этого еще будет куча времени. Когда ты поправишься.

Он слегка улыбнулся:

– Я об этом подумаю, моя маленькая женушка. – В голосе нежность, а зубы выбивают дробь. – Если меня долго не будет при дворе, ты уж позаботься о себе и о наших детях.

– Конечно, но ты возвращайся поскорее, сразу же как полегчает.

– Как почувствую получше, тут же назад, – пообещал он. – А ты поезжай в Хевер к детям.

– Не знаю, отпустят ли они меня отсюда.

– Отправляйся сегодня же, – посоветовал он. – Будет много шуму, как только узнают про эпидемию горячки. Здесь ни к чему оставаться, любовь моя. Город – нехорошее место. Генрих умчится, словно заяц, помяни мои слова. Тебя никто еще неделю не хватится, а с детьми в деревне ты окажешься в безопасности. Отыщи Джорджа, пусть он тебя отвезет. Иди, иди прямо сейчас.

Я колебалась, похоже, надо делать, что он велит.