Нашу встречу я ждала с предвкушением, считая каждый день до нее, а теперь уже – каждый час. И в аэропорте, среди таких же жаждущих скорой встречи людей, это чувство заострилось – мне почти физически больно было от этого шаткого состояния ожидания; кружилась немного голова, все нервы, как один, были натянуты, и в теле ощущалось приятное напряжение.

Осталось еще немного… Еще один день, и завтра он прилетит!

– Ты как наркоман, – с огромным неодобрением взглянула на меня Нинка уже в накопителе, перед посадкой в самолет. – Тебя прям ломает, подруга.

– Отстань, – отмахнулась я от нее.

– А я всегда говорила, что любовь – это яд и наркотик в одном флаконе. Ломает и травит, – вывела свою формулу любви Ниночка.

– А как же Гектор? – осведомилась я.

– Это не любовь, – снизошла до объяснений Журавль. – Это высшее вожделение, – щелкнула она зубами около моего уха. Матвей, сидевший неподалеку, с интересом посмотрел на нее.

– Вот значит как? – подняла я брови, но ничего остроумного сказать не успела, потому что в этот момент началась посадка.

Наш самолет вылетал, когда на улицу давно опустилась ночь, и в иллюминаторе, около которого я села, небо было совсем не видно – я лишь успела насладиться видом огней ночного города, над которым плавно вознесся самолет. Город стремительно уменьшался и вскоре превратился в маленький огонек, затерявшийся среди темноты. Но я не отчаивалась, надеясь встретить рассвет перед посадкой в Домодедово.

Встретить восход солнца в его же воздушной обители – небе, что может быть лучше в самолете?

И я со счастливой улыбкой откинулась на мягкую спинку кресла, последовав примеру Нинки. А в наушниках раздавался голос Антона – несколько последних его песен, «черновых», где он сам себе аккомпанировал на гитаре, слышала только я. Больше всего мне понравился отрывок из песни, которую я сама прозвала «Оригами» – так чудесна она была.

Бархатный, чуть хрипловатый глубокий голос с приятным отстраненным тембром успокаивал, околдовывал, и сквозь сон мне казалось, что Антон целует меня.

…за твой образ в цветах я хватаюсь руками.

Я тебя разгадал – ты мое оригами.

* * *

В самолете Матвей оказался в ряду напротив Журавля и ее подруги – те сели вместе: Катя у иллюминатора, Нина – около прохода, мгновенно уснув. Во сне она была еще красивее, чем обычно и, что самое главное, молчала. Молчавшая Ниночка Журавль Матвею нравилась, и он изредка смотрел на нее долгим взглядом.

Зачем Нине понадобилось лететь в Москву, молодой человек сначала не совсем понимал, не особо веря, что такая, как Нина, безумно хочет выступить на какой-то там научной конференции, о которой ему все уши прогудел Виктор Андреевич, и лишь потом узнал, что девчонка хочет попасть на концерт каких-то там заграничных рокеров. Имя их было на слуху, и Матвей слышал даже пару песен. Но поскольку поклонником данного жанра не являлся, куда больше ценя музыку электронную, клубную, техно, хаус или же, на крайний случай, качественный транс, то вот оглушающий звук барабанов и ревущих бас-гитар казался ему чем-то диким, неприятным, совершенно немузыкальным, как и вопли солистов, переходящие в звериное рычание.