Она ненавидела меня. Ее семья меня ненавидела.
Эта девушка – одна из немногих, кого я не
Мне девятнадцать, а она слишком юна.
Но ее губы. Ее чертовы губы покрывали невесомыми поцелуями уголки моих губ, ее язык дразнил меня. Вкус ее кожи…
Мне хотелось буквально проглотить ее.
«Something I Can Never Have» играла по радио, вода текла в душе, и мы будто снова оказались в фонтане, как в детстве. Между нами происходило нечто чистое и нежное, лишь на короткий промежуток времени. Так и должно быть. Для нас это было неизбежно.
Я хотел почувствовать Уинтер на себе. Ее кожу на своей. Хотел полностью овладеть ею.
Отойдя к раковине, я усадил девушку на стойку. Она стянула с меня толстовку и футболку. Бросив вещи на пол, я обхватил ее лицо ладонями и снова поцеловал. Мой язык встретился с ее языком, наш жар и дыхание смешались.
Я отстранился и посмотрел на Уинтер, снял с нее бабочку, расстегнул блузку. Она провела руками по моей груди, спустилась к животу, ощупывая рельеф мускулатуры. Было настолько приятно, что я застонал.
Только так девушка могла увидеть меня. Моя кровь невыносимо разгорячилась, но я пытался сохранить терпение и позволить ей исследовать мое тело.
Ее пальцы скользили по моим ключицам, плечам, рукам, прослеживали линии на груди и животе. Затем она запустила их под пояс моих джинсов, отчего поток жара хлынул к паху.
– Уинтер… – еле слышно прошептал я.
Как жаль, что она не знала моего имени. Я хотел, чтобы девушка произнесла его.
Почему с ней все ощущалось иначе, чем с другими?
Уинтер сняла свою рубашку, но когда потянулась к лифчику, я остановил ее, надел бретельку обратно на плечо и двинулся от ее ключицы к шее, прокладывая дорожку из поцелуев.
Обхватив ее рукой, я притянул ее к себе, потерся своим мучительно изнывающим пахом у нее между ног и поцеловал в лоб.
– Я хочу, чтобы ты стал у меня первым, – прошептала Уинтер.
Я зажмурился.
– Хочу, чтобы это был ты, – продолжила она, – даже если опять исчезнешь, я хочу, чтобы это был ты.