Кладбищенская контора располагалась в окруженном кустами сирени деревянном доме.
— Добрый день, Леопольд Яковлевич, — обратилась примадонна к сидевшему за столом старичку в огромных очках. Тот встрепенулся, вскочил.
— Марианна Сергеевна, сколько лет, сколько зим. А я вас сразу узнал по голосу!
— Надеюсь еще столько же с вами не встречаться.
— Конечно, ни к чему это. И так сколько ваших уже здесь полегло, — затем, сообразив, что говорит не то, зачастил: — Но вам-то не грозит встреча с нами, вы-то как всегда цветете! Богиня, просто богиня! А как была великолепна ваша ария Далилы, — и он фальшиво запел:
Открылася душа, как цветок на заре Для лобзаний Авроры, Но чтоб утешилась я, мне слезы осушили Жгучей лаской страстным взором.— Ну что вы, голубчик, — отмахнулась маман, но лесть была ей приятна.
— Даже не спорьте. Вам бы в Ла Скала петь, а не в нашем захолустье. Архипова, Образцова, я же был в Москве, слышал, — они вам в подметки не годятся.
— Да, да, были времена, но страна была другая, времена другие, давайте вернемся от дел земных к нашим баранам.
— Ах, простите, что я ударился в воспоминания. Вы же по делу. Кстати, наслышан про ваш кружок, сорока на хвосте принесла.
— Той бы сороке перья из хвоста повырывать.
— Не составите протекцию?
— С превеликим удовольствием, — последовал великодушный кивок головы.
— Так вот, похоронили мы вашего братца, хорошие были похороны, очень хорошие. Народу было мало, но все люди приличные, на машинах.
— Ага, значит, всей семейкой сюда прикатили.
— Гроб дорогой был. Погода была прекрасная, человек ведь светлый, земелька под лопатой как по маслу, легко закопали.
— Как закопали? — тихо прошипела Марианна Сергеевна. — Мы же договаривались, чтобы сжечь. Сволочь такая, и здесь обскакал, с удобствами устроился, а я в горшке скрюченная должна лежать, как джинн в лампе? Могила родительская, договаривались вместе!