Я открываю массивную дверь, нас встречают запахи мокрого бетона и свечного воска. Из-за сквозняков внутри не намного теплее, чем снаружи. Поппи окунает пальцы в чашу со святой водой и крестится. Потом переводит дыхание и ведет меня за руку в дальний конец собора. Поравнявшись со статуей Девы Марии, останавливается. Пресвятая Дева взирает на нас сверху вниз с возвышения в нише и улыбается. Поппи берется за спинку молитвенной скамьи и становится на колени. Пока она молится, я зажигаю свечку.

Спустя минуту тетя крестится, и я помогаю ей подняться. Поппи поворачивается к нефу, смотрит в один конец прохода, потом в другой.

В соборе пусто, только впереди какая-то женщина молится, преклонив колени у боковой скамьи.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но тетя не двигается с места. Я слежу за ее взглядом. Рядом с женщиной стоит спиной к нам кресло-каталка. В полумраке ее почти не разглядеть. Присмотревшись, я вижу воротник черного пальто и чей-то затылок с редкими клочками волос мышиного цвета.

– Рико? – шепчет тетя.

В ее голосе – вопрос, призыв и мольба. У меня на руках волоски становятся дыбом.

Поппи, хватаясь за спинки скамеек, черепашьим шагом идет по проходу к мужчине, навстречу своей мечте.

– Рико? – снова зовет она, и ее голос растворяется в воздухе.

У меня учащается пульс.

«Господи, прошу, яви чудо!» – умоляю я.

Поппи не останавливается, она идет быстро, насколько позволяет ее больное тело. Наконец до кресла-каталки остается всего один фут.

– Рико? – хрипит тетя, но мужчина не реагирует. – Рико, это ты?

Женщина быстро встает с колен и поворачивается в нашу сторону.

Она приветливо нам улыбается и шепотом поясняет:

– Mio padre, Salvatore[70].

Но Поппи ей не верит.

Она хватается за металлическую ручку и обходит кресло-каталку. Пристально вглядывается в черты мужчины.

Потом меняется в лице, подносит руку ко рту и хриплым голосом говорит:

– Mi dispiace. Простите, мне очень жаль.

Когда мы идем обратно по проходу, я стараюсь не смотреть на тетю. Увы, конец путешествия, которого она ждала почти шестьдесят лет, оказался весьма печален.