Иван покачал головой, глядя на меня сверху вниз.
Я все еще молчала, пока шоколад таял у меня во рту.
– Я не стану возиться с тобой, если тебя стошнит, – сказал он через минуту, скрестив руки на груди и по-прежнему наблюдая за мной. Чего-то ожидая. Так я подумала.
Однако я не произнесла ни слова. Я просто продолжала сосать шоколад, не обращая внимания на холод за спиной, которая в конечном счете начала гореть от боли.
– Джесмин, вставай со льда.
Я облизала губы, пристально посмотрев на него.
Вздохнув, он откинул голову назад и посмотрел на стропила, вероятно, заметив баннер со своим именем, свисавший оттуда, и думая о том, что докатился до того, что вечером находится здесь, со мной.
Боже. Неужели все думают, что я – эгоцентричная дрянь? Даже он?
Когда он снова вздохнул, пульсация в моей голове стала еще ощутимее.
– У тебя есть три секунды для того, чтобы подняться, или же я утащу тебя отсюда, – произнес он, все еще задрав лицо к потолку, и, вероятнее всего, закрыв глаза, как делал обычно, если я хорошо знала его.
Наступила моя очередь моргнуть.
– Хотела бы я посмотреть, как ты это сделаешь.
Но в глубине души я понимала, что если он сказал, что утащит меня со льда, то, вероятно, так и сделает.
Прищурив глаза, он сказал, по-прежнему четко выговаривая слова:
– Хорошо. Я не потащу тебя. – Что-то в выражении его классического лица с очень легким налетом щетины на щеках насторожило меня, как будто я не могла в это поверить. Это было словно напоминание о том, кем мы были прежде. – Но начиная с этого момента у тебя есть две секунды для того, чтобы встать на ноги.
Жжение в спине стало сильнее, у меня действительно болели спина и ягодицы, и, если честно, мне хотелось встать. Я бы поднялась, если бы была одна. Вполне возможно, что я направилась бы в раздевалку, если бы была одна.
Но теперь я рисковала кое-что отморозить, потому что была чертовски уверена в том, что не сделаю этого, поскольку он попросил меня.
А Иван, видимо, размышлял, так как его глаза леденистого цвета превратились в щелки.