– Все прошло хорошо.

– Я не хочу ссориться с тобой, понимаешь?

О боже! Опять.

– Папа любит тебя. Он желает тебе только добра.

Я молчала.

– Он просто… старомоден.

Теперь это так называется?

– Ты должна простить его. Он старается. Он понимает, что проштрафился, но никто из нас не совершенен, – продолжала Руби, провоцируя во мне лишь легкое чувство вины.

И я слегка разозлилась. Потому что сколько раз я делала что-то такое, чтобы даже Руби сомневалась во мне?

Но…

– Я знаю, Руби. Я поняла, но, знаешь ли ты, как тяжело слушать, как он говорит о фигурном катании, как о любительском спорте, которым я занимаюсь по выходным ради развлечения? Знаешь ли ты, что, по его мнению, значит… как это… искать легкого пути? Слышать, как он говорит, что лучше бы мне заняться тем, что я ненавижу? – спросила я ее, совсем не выходя из себя. Не чувствуя ничего, честное слово.

Мне было слышно, как она дышит в трубку. Потом она произнесла:

– Да, Джес. Я знаю. Я отлично знаю, что это такое, и я понимаю. Я понимаю, что это неприятно.

Мое тело моментально пришло в состояние повышенной боевой готовности.

– Кто это сделал с тобой?

– Мама. Папа. Они оба.

Я было задумалась, но не смогла ничего припомнить.

– Когда?

– После того, как я окончила среднюю школу. Ты была слишком маленькой, чтобы обратить на это внимание или запомнить, но так случилось.

Какого черта?