– Симон… уехал на несколько недель, – пробормотала Сюзанна. – Но наверняка он будет в восторге, узнав, что вы здесь. Вы ведь останетесь? Ну пожалуйста! Дождетесь его?

«Если Симон вообще вернется…» Отгонять эту ужасную мысль ей становилось все труднее.

– Я был бы не прочь остаться здесь – по крайней мере, ненадолго. Найдется ли поблизости конюшня для Та-Магдалины?

– Конечно, найдется. – Сюзанна засмеялась, выглянула в окно и увидела, что белый мул терпеливо ждал, привязанный к чугунной ограде перед домом. – За домом есть конюшня, и Морис наверняка там. Он охотно позаботится о Той-Магдалине. А я приготовлю вам комнату и попрошу подать чаю с сандвичами.

– Было бы неплохо.

Лукас улыбнулся, да так мягко и кротко, что Сюзанна невольно задумалась: «А может, он все же остался монахом в душе?» Но Лукас, возможно, и сам этого не знал.

Она распорядилась, чтобы гостю приготовили комнату и принесли в гостиную чай и сандвичи. Вскоре вернувшись, Лукас с жадностью накинулся на угощение.

Когда он опустошил обе тарелки с сандвичами, Сюзанна в очередной раз подлила ему чаю и, улыбнувшись, проговорила:

– Может, это бесцеремонность с моей стороны – задавать вам вопросы, ведь мы едва знакомы, но… Симон часто рассказывает о вас и считает вас братом, а это значит, что вы – мой деверь.

Лукас улыбнулся.

– Вам так хочется о чем-то меня расспросить? Не стесняйтесь, сделайте одолжение.

– Вы говорите, что уже больше не брат Иуда, но ведь вы пробыли им столько лет… Неужели это встреча с Симоном побудила вас снова стать Лукасом Мандевиллом?

Гость тут же кивнул.

– Именно так. Снова увидеться с Симоном… Это было потрясающе, замечательно. И благодаря ему я вспомнил все, что было хорошего в моей жизни, а потом вдруг понял: если бы я по-настоящему чувствовал призвание к религиозной жизни, то давно бы уже дал обет. А я просто жаждал уединения и хотел помогать служить людям, не более того. Но все это не исключается и в мирской жизни, не так ли?

– Вы обратились в католичество?

Лукас снова улыбнулся.

– Я считаю себя сочувствующим – разделяющим эти взгляды. Отчасти религиозный человек, странствующий верхом на муле. – Он отправил в рот крохотный кекс и съел его с явным удовольствием. – Ваши слова о том, как опасно увязнуть, подействовали на меня. Я понял, что все-таки увяз и пробыл в этом состоянии слишком долго. Поскольку я добровольно обрек себя на изгнание из жизни, для которой был рожден, – только я сам могу вызволить себя из этого изгнания.

– А еще я понял, как соскучился по двоюродным бабушке и деду. Если не считать Симона, они мои ближайшие родственники. Как эгоистично было с моей стороны думать не о них, а только о себе!