– Все нормально. – Она улыбнулась полицейскому и потащила меня прочь.

Я держал в руке утку, а Ро вела меня через мост к кафе.

– Значит, ты так отвечаешь на зверства полиции, свидетелями которых мы стали? – Мне пришлось пригнуться, чтобы войти в заведение. – Чаепитием?

Родел проигнорировала меня. Официантка посадила нас за столик у окна. Мы видели, как полиция достала всех уток рыбацкой сетью и заперла их в машинах.

– Мне жаль, что тебе пришлось увидеть все это, – сказала Родел моей уточке, отворачивая ее от окна.

У меня затряслись плечи. Я уже не мог сдержать громкий смех, вырвавшийся из меня. Я слишком долго терпел. Губы Родел растянулись в улыбке. И вот мы уже согнулись над столом и хохотали до боли в ребрах. Вокруг нас вежливые посетители держали в руках сэндвичи и смотрели на нас как на сумасшедших.

– Нет. – Я покачал головой, когда официантка наконец решилась подойти к нашему столику с чайником. – Мне кофе.

Наконец-то я мог его пить. Теперь мне больше ничто не могло его заменить.

Родел сделала заказ и грустно посмотрела на меня.

– Я люблю, когда ты смеешься. И знаешь, что удивительно?

– Что?

– То, что мы тут сидим с тобой и смеемся, а год назад мы потеряли в этот день Мо и Лили.

Мы молча сидели, держась за руки и находя утешение в этом.

– Сегодня я звонил Саре, – сказал я. – Мы не разговаривали с похорон Лили, но я знаю, что она тосковала по ней не меньше меня, и сегодня я почувствовал потребность поговорить с ней.

– И что?

Я покачал головой.

– Думаю, она никогда не простит меня за то, что случилось с Лили.

Родел ласково сжала мою руку.

– Люди будут любить тебя. Люди будут ненавидеть тебя. И это скорее их проблема, чем твоя.

Мы сидели в комфортном молчании, погрузившись каждый в свои мысли, пока нам не принесли еду.