– Она хочет сказать, – объяснил Дэвид, – что если ты в самом деле решил посвятить этому свою жизнь, тебе необходимо приложить чуть больше усилий. Я разговаривал с Дугом из моего клуба, и он сказал, что ты уже должен был получить звание королевского адвоката.

– Но это практически невозможно.

– Дуг иного мнения. Он сказал, что один его знакомый, примерно твоего возраста, уже получил это звание.

– Простите, – неожиданно вмешался Кристофер, – но это не тот самый Дуг, который советовал нам не соглашаться на работу в Сомали из-за риска заразиться Эболой? Теперь он, оказывается, эксперт не только в инфекционных болезнях, но и в юриспруденции?

Мириам фыркнула.

– Я понимаю. Представители вашего поколения считают, что наше поколение ни в чем не разбирается.

– Я не это хотел… а, ладно, забудьте.

– В любом случае, – пробормотал Оливер, – я надеюсь получить повышение, но в этом случае мне, возможно, придется уехать из Лондона.

Для меня это стало новостью. Впрочем, сейчас был не самый подходящий момент обращать на это внимание. Но меня сильно встревожила одна только мысль о том, что Оливер будет жить где-то еще, а не в своем до абсурдного милом доме в Клеркенвелле, где, кажется, всегда пахло французскими тостами, даже когда он не готовил их.

Дэвид сложил руки на груди.

– Оливер, я не думал, что воспитал тебя слабаком.

В тот же момент его супруга воскликнула:

– Что же мы будем делать, когда оба наших сына окажутся так далеко от нас? Ты ведь поедешь на север, не так ли? Ты всегда говорил, что хотел переехать на север.

– Я пока никуда не еду, – в отчаянии ответил Оливер.

Если бы разочарованный вздох Дэвида оказался чуть более нарочитым, он бы лишился чувств от недостатка кислорода.

– Мы знаем об этом, сынок. В том-то и проблема.

– Ради бога, прекратите уже! – Помогите! Это сказал я и тут же пожалел о своих словах. Но все так пристально уставились на меня, что пришлось продолжить свою мысль: – Разве вы не видите, что расстраиваете его?

Воцарилась такая тишина, которую хотелось нарушить воплями.

Затем Мириам смерила меня неодобрительным взглядом, в котором я, к своему ужасу, увидел еще и явное презрение.

– Почему вы считаете возможным указывать, как нам говорить с нашим сыном?