Как обычно, все упиралось в вопрос времени. На дворе стояло начало 1744 года – две недели назад встретили Новый год. А в 1745 году красавчик принц Чарли прибудет из Франции в Шотландию, чтобы как младший претендент на отцовский престол заявить о своих правах. Вместе с ним в страну придет беда: война, резня, уничтожение хайлендских кланов, то есть уничтожение всего, что дорого Джейми… и мне.

От будущих бедствий нас отделял всего год. Всего год… Что можно сделать, чтобы предупредить беду? Как ей помешать, какими средствами? Я понятия об этом не имела, но не сомневалась в том, что будет, если я не предприму ничего.

Могла ли я таким образом изменить ход истории? Вполне возможно. Я потрогала золотое кольцо на безымянном пальце левой руки и вспомнила слова, которые в страхе и гневе бросила в лицо Джонатану Рэндоллу в подземелье Уэнтуортской тюрьмы.

– Я проклинаю вас, – проговорила тогда я. – Я назову час вашей смерти.

И я сказала, когда он умрет. Назвала дату, вписанную каллиграфическим почерком Фрэнка в родословную. 16 апреля 1745 года. Джонатан Рэндолл должен был погибнуть в Куллоденской битве. Но ведь это не случится. Джонатан Рэндолл погиб спустя несколько часов после нашего разговора, растоптанный моей местью.

Он умер бездетным холостяком. Во всяком случае, я так думала. В родословной – проклятая родословная! – указывалась дата его свадьбы, около 1744 года. И дата рождения его сына, предка Фрэнка в шестом колене, чуть позже. Если Джек Рэндолл умер бездетным, то как мог родиться Фрэнк? Однако вот оно, его кольцо, у меня на пальце. Фрэнк существовал, то есть будет существовать. Я пыталась успокоиться, потирая кольцо, будто в нем был заключен джинн, способный дать мне ответ.

…Чуть позже меня с криком вырвало из глубокого сна.

– Тш-ш, это всего лишь я.

С моего рта убралась крупная ладонь. Свеча не горела, в комнате царила кромешная тьма. Я шарила руками вслепую, пока не наткнулась на что-то большое.

– Тебе же нельзя вставать с постели! – еще не вполне проснувшись, вскричала я.

Пальцы коснулись гладкой совершенно ледяной кожи.

– Ты совсем замерз!

– Конечно, замерз, – брюзгливо проговорил он. – Я совершенно голый, а в коридоре адский ледник. Пусти меня в постель!

Я, насколько могла, отодвинулась к краю узкой кровати, а он прильнул ко мне обнаженным телом в жажде тепла. Он неровно дышал и сотрясался от крупной дрожи – от холода и слабости, было решила я.

– Боже, какая же ты теплая! – Он прижался ко мне теснее. – Как славно с тобой обниматься, англичаночка!

Я не стала интересоваться его намерениями – они и так были ясны. Не спросила я также, уверен ли он в своих возможностях. Относительно этого у меня имелись определенные опасения, но я смолчала, не желая выступать пророчицей.