Карл пожал плечами.

– Хотя о чем я… Хорошо, что позвали меня сюда, а не принесли этов школу.

– Ну, разумеется, – сказал Карл, – не волнуйтесь, Кэтрин. Это будет наш маленький секрет.

Завхоз несколько успокоилась и сменила багровую окраску на бледно-розовую.

– А вы опасный человек, – заявила она, кокетливо прищурившись, – умеете читать мысли. Но я, кажется, забыла вас поблагодарить…

– О, что вы, не стоит, – заявил Карл, поспешно вскакивая в седло… то есть открывая дверцу «Опеля» и усаживаясь за руль. – Счастливо, Кэтрин. Увидимся.

* * *

Аделаида в школу не пошла. Она попросила Карла высадить ее у парка, сказав, что у нее тоже есть кое-какие дела – только не в школе, а в городе.

Карл, не возражая и ни о чем не спрашивая, остановился там, где было сказано. Но перед тем как открыть ей дверцу, он поцеловал ее, и Аделаида выбралась наружу спокойная и счастливая.

Никаких особенных дел у нее в действительности не было. Просто ей и думать не хотелось о том, чтобы вот сейчас идти в школу. Слишком уж она была полна всем происшедшим за последние… дайте подумать… ночь, утро, день, вечер, еще ночь, еще утро и часть дня… чтобы идти туда и два с лишним часа, оставшихся до трех, заниматься нудной повседневностью. И ловить удивленные взгляды. И слушать шепотки за спиной. И игнорировать прозрачные намеки на причину ее («Ах, Аделаида Максимовна, вы сегодня изумительно выглядите! Просто ослепительно!») внешнего вида.

Ну их всех, в самом деле! Что, без нее школа закроется, что ли?

В парке на Аделаиду обрушилось солнце. Оно сверкало со всех сторон, отражаясь в лужах, мокрой прошлогодней траве и пыльных, давно не мытых окнах музея.

Аделаида остановилась на краю поляны, где уже не было ни снега, ни льда, и запрокинула голову, подставив солнцу улыбающееся лицо.

Искры-секунды срывались с разлапистых еловых ветвей и падали вокруг нее с капельным звоном. Через два часа она снова увидит его. И после этого у них будут ещецелые сутки.

Даже если у меня никогда больше не будет в жизни счастья, вдруг подумала Аделаида, даже если у меня вообще больше ничего не будет… У меня останется это «сейчас». Этого у меня никто не отнимет. Это полдень моей жизни.

Пока она таким образом медитировала, парк, обычно безлюдный в это время дня, наполнился прохожими. Кто-то, как и она неделю назад, решил глотнуть воздуха по дороге на электричку, кто-то храбро катил по раскисшей аллее коляски со спящим, гукающим или заливающимся ревом содержимым, кто-то спускал с поводка собак, ошалевших от весенних запахов и упоительной грязи под лапами.