— А мы не обязательно жили бы там. Может, у нас была бы яхта, и мы проплыли бы на ней по семи морям.
— Ты все такой же. Мечтатель, — насмешливо сказала Вильгельмина.
— А ты, Вилли? Разве ты никогда ни о чем не мечтала?
— Только о том, что возможно, но не о том, что могло бы быть. Ну, хватит болтать ерунду. — Она испытующе взглянула на него. — Зачем ты пришел?
— Чтобы увезти тебя, — просто сказал он.
У нее, как в ранней юности, екнуло сердце, но жизнь научила ее полагаться только на себя и ни на кого больше. Она сумеет позаботиться о себе. И всегда умела.
— Я еду за Катариной, — продолжал Голландец. — Я обещал Джоханнесу, что с ней — как и с тобой, и с Джулианой — ничего не случится. И выполню обещание.
— А Джоханнес, разумеется, не поверил, — фыркнула Вильгельмина: — Все мы слышали от тебя множество обещаний — и верили им. Но ты-то думаешь, прежде всего, о своей шкуре.
— Ты не веришь, что я мог измениться?
Вилли лишь засмеялась в ответ. Она уже не верит словам, ей нужны поступки. Но все же что-то внутри — какая-то крохотная, непослушная часть ее души — подсказывало ей, что на этот раз Хендрик не обманывает ее, и, может статься, не обманывается и сам. Он всегда был полон радужных надежд и грандиозных замыслов. Он считал, что ему все по плечу. И Вильгельмину всегда привлекала эта его черта. Когда они были молоды, он всегда казался таким бодрым благодаря своему неиссякаемому оптимизму, в нем била энергия, и ни у кого не возникало сомнений, что он способен совершить те чудеса, о которых хвастал налево и направо. Он не был негодяем, но не был и простаком.
Нет, Хендрик не изменился. Она не даст ему еще один шанс самоутвердиться; она сама распорядится своей судьбой. Но все же она поймала себя на том, что втайне желает, чтобы сейчас наконец он не упустил этой возможности, — не выжидал и не прятался, а действовал. Действовал, не понуждаемый обстоятельствами, а исходя из собственных убеждений.
— У Катарины нет Менестреля, так? — спросил он, подойдя к окну.
Вильгельмина не ответила.
Хендрик взглянул на нее и улыбнулся.
— Ладно. Можешь не отвечать, я и так догадался. Если бы Джоханнес отдал Менестреля Катарине, она выбросила бы его в Хадсон-ривер. Мы-то с тобой знаем, как она ненавидит алмаз. А Блоху это неизвестно. Но когда он обнаружит, что у нее нет камня, он убьет ее и займется Джулианой и тобой, Вильгельмина. Но он может объявиться и раньше. Это в его стиле.
— Пусть объявляется. Джулианы здесь нет, а мне он не страшен.
— Похоже, твои желания начинают исполняться, — зловеще произнес Хендрик, застыв у окна и глядя на улицу. Он кивнул Вильгельмине, и она подошла. Встав рядом, она выглянула в окно и увидела, как двое мужчин быстрым шагом направляются ко входу. — Это Блох со своим человеком.