– Да, это резонно, – согласился Световид. – Но вы уж все сказали, что достоверно, и предаетесь вымыслам, а Потап ждет. Кликните его скорее.

Великан вошел, поклонился и развел руками.

– Прости дурня, Дмитрий Иванович. Я ведь фигуранта упустил.

– Как это вышло? – спросил Световид. – Ты не казнись, а рассказывай, как есть. Садись, Потап Ильич.

– Как? Он повел меня к Мойке, где его товарищ квартирует, тот Василий, которого велено сыскать. И мы его нашли – сидел дома, валяные сапоги подшивал. Я сел с ним толковать, а этот голубчик возьми и сбеги. Ну, доложу я, твердый орешек. Руки у меня чесались его в зубы брязнуть. Знать ничего не знает, доносчиком, вишь, быть не желает! Насилу я из него вытянул, где может обретаться Шляпкин. Это, говорю, не такой секрет, коли не от тебя – от других узнаю, да только время упущу. Может, он в беде, а из-за тебя, дурня, ему вовремя помочь не сможем. С тем я и пошел. И пришел к Покровскому храму, и поворотил направо, как велено, и стал искать зеленые крытые ворота, и вдруг слышу: стой, стой! Гляжу – а это Василий за мной бежит. Такой, вишь, чудак…

Федька поневоле расхохоталась.

– В береговой страже еще и не такие водятся, – утешил Потапа Световид.

– Ну, пошли мы к Шляпкину вдвоем – а у него дома сидит злющая баба. Как спаслись – сам не ведаю. Изругала нас матерно, велела искать Шляпкина у его баб. Мы выскочили. Василий говорит: повезло Трошке с женой, ее заместо цепного пса ночью на двор выпускать. Но, говорит, я знаю, к которой куме он мог бы податься, она от меня неподалеку живет. Пошли к ней, она божится, что с год его не видала. Василий гаркнул, оплеух посулил. Тут правда и обнаружилась. Шляпкина-то травили, едва жив остался, до кумы еле дополз, она его в чулане сдуру спрятала.

– А статочно, не сдуру, – заметил Выспрепар. – Когда он к ней приполз? Спросил?

– Как не спросить. Приполз в самом начале Масленицы, а в понедельник или во вторник – того она с перепугу уж не упомнит. Упал у порога, думала – покойник. Но она баба сообразительная, затащила внутрь, стала отпаивать молоком, еще чем-то, травами, что ли. И он оказался крепок. Только струхнул и выходить из дому не желал. И к нам не вышел. Кого-то он здорово боится, – сказал Потап. – Сейчас лежит, рвет его, заговаривается, но жив, и, сдается, будет жить. Там с ним Василий остался. Он мне так сказал: с тобой говорить не станет, а мне проболтается, кто его употчевал. Мы, сказал, береговая стража, мы с чужими толковать не любим.

– При нужде Василию есть чем отбиваться? – спросил Световид.