– Фадетта, Румянцев исчез, и это плохо, – сказал Световид. – Мог бы хоть записку прислать…

– С кем? – спросил Выспрепар. – Да он, сдается, невеликий любитель писать записочки. Сильно я сомневаюсь в его грамотности.

– Нет, когда надобно – он пишет, – возразила Федька. – Сейчас принесу.

Она сходила в палевую комнатку, принесла крошечное послание, которое думала сжечь – да не сожгла, и предъявила сильфам. Хохота она никак не ожидала – однако смеялись все, и очень громко.

– Это почерк Дальновида, матушка, – сказал Выспрепар. – Вот кто к нему в секретари нанялся!

Федька выхватила у него записку и сунула в печь.

– Тебе, Дальновид, придется опять нанести визит Лисицыным. Может, они уже вернулись. И если наш вертопрах там – извлечь всеми средствами. Положение осложняется тем, что девица, которая ему вдруг полюбилась, опасно больна, если только вообще жива, и он от расстройства может наделать дурачеств, – тут Световид нахмурился. – Выспрепар, ты должен завтра встретиться с Платовой и как следует ее расспросить. Если ее сразу потащили в казематку, значит, есть основания. Видно, она болталась возле васильевского дома и была замечена. Но она и сама могла в таком случае что-то заметить. По крайней мере мне бы очень этого хотелось.

– С утра этим займусь.

– Потап Ильич, возьми Пахомыча, возьми Тимошку, поезжай и привези Шляпкина. Да поскорее!

– Исполню. Того плясуна, Василия, с собой брать?

– Как сам пожелает.

– Фадетта, для тебя дела пока нет. Не хочешь ли поехать с Дальновидом вызволять Румянцева из когтей прелестницы? – игривые эти слова Световиду не удалось произнести весело.

– Я никогда не имела дела с прелестницами.

– Да тебе и ни к чему. Все вооружены? – вдруг спросил Световид.

– Да, – нестройным хором ответили сильфы и Потап.

– Я напишу Мироброду – пусть тоже приходит ночевать. Мироброд у нас – слабое звено в цепи. Его похвалят за скрипичные экзерсисы – а он и расхвастается будущим журналом.

Федька смотрела, как он распоряжается, и желание проучить этого спесивого гордеца крепло наливалось силой, становилось прямо-таки бронзовым. Она знала, как это можно сделать. Оставалось дождаться утра.

В назначенный час Федьку позировать не позвали, но Григорий Фомич, принеся ей завтрак, велел опять одеться по-мужски.

Она вышла в гостиную и обнаружила там всех сильфов. Световид, сидя в углу возле клетки с Цицероном, писал какое-то письмо, Выспрепар, уже готовый к выходу, заново раскладывал по карманам всякое добро – платок, табакерку, деньги, какую-то книжицу, сложенные бумаги.

– И скажи частному приставу, что его десятские проворонили ночную драку, – напомнил Световид. – Кабы не потаповы кулачищи, имели бы мы мертвое тело.