– Уважаемые пассажиры, наш самолёт приступил к снижению. Через двадцать минут, если не произойдёт какая-нибудь трагическая хрень, мы совершим посадку в аэропорту Толмачёво города Новосибирска. Температура в Новосибирске восемнадцать градусов тепла. Просим всех занять свои места, пристегнуть ремни, сложить откидные столики и сидеть на заднице до полной остановки самолёта… – Иевлева дремала, и слова стюардессы слышала сквозь сон, возможно, слегка интерпретируя их по своему вкусу.

Перед этим она дочитывала последние страницы романа. Ей стало грустно: там в конце была лирическая сцена с инспектором ГАИ. Она вспомнила про участкового, представила себе, как ему хреново там на хуторе, опять появилась какая-то неясная тревога за него. Но потом она опять задремала, убаюканная ровным гудением моторов.

Родители Иевлевой – Борис Яковлевич и Ольга Васильевна – были настоящими комсомольцами сороковых годов. Они оба в прошлом инженеры-строители. Для них совершенно естественным было то, что их жизнь принадлежит не им, а народу, государству, партии. Кому угодно – только не им. Им была свойственна жертвенность родом из первых христианских общин. Готовы были поделиться последним, действительно считали, что, если их о чём-то попросят, следует расшибиться в лепёшку, но просьбу эту выполнить. Им не приходило в голову особенно гордиться своим героизмом и считать свою работу чем-то выдающимся, хотя они хорошо знали, что такое строительная площадка на тридцатиградусном морозе, на ураганном ветру, что такое опасность, которой не придаёшь значения, потому что есть вещи поважнее, что такое ответственность перед государством, которое ничего не прощает. Им было от чего ожесточиться, но они не ожесточились.

Оба весёлые, открытые, их благородство было совершенно естественно, как будто по-другому просто не бывает. Они прожили трудную жизнь, и к старости оба были очень больны. Немецкий философ Ницше, совершенно не известный Фролову, но отлично известный, например, Сильвии Альбертовне и немного известный самой Иевлевой, написал как-то: «Что меня не убило, то меня закалило». Очень остроумный любимый народом афоризм. Но если что-то тебя не убило один раз, потом что-то другое опять тебя не убило, а потом что-то третье снова тебя не убило, – и в конце концов тебя не убило ещё много раз, то сначала ты, конечно, очень закалишься, но потом твои жизненные силы истощатся, и ты станешь больным человеком. Невероятно закалённым, но больным.

За их плечами были великие стройки, они разгружали и ставили на ход эвакуированные заводы во время войны. Запредельное напряжение тыла сменилось тяжёлым периодом послевоенного восстановления. Они не жаловались. Оба принадлежали к ВКП(б), Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Папа был из русской учительской семьи, мама – еврейка по происхождению. Родители Иевлевой любили свою страну, страна отвечала им взаимностью, как могла. А возможности её были ограничены. Старики нуждались в лечении, а лечение в системе бесплатного медицинского обслуживания было немного похоже на выигрыш в лотерею – на кого попадёшь. Они не отчаивались, в хандру не впадали. Болезни свои переносили бодро, подшучивая друг над другом, и единственной по-настоящему серьёзной их жизненной проблемой было отсутствие дочери, работающей на другом конце необъятной страны и приезжающей только раза два в год.