«Рояль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали» – этот романс она помнила со времён педучилища.
Холодильник фельдшера тоже был весь раскрыт. Внутри ярко горела лампочка. И прямо под ней одна на полке стояла бутылка. Полковник вырос на Украине в маленьком городке. Ему не нужно было два раза смотреть на бутылку, чтобы понять – это не кровь, это самогон. Он опустил пистолет…
Трое сидели за столом, на котором было только самое необходимое – хлеб, сало ломтиками и нелегальная бутылка, уже наполовину пустая. Полковник легализовал её, согласившись пить, а не согласиться он не мог после неловкости с выхватыванием пистолета. Неловкость вышла очень большая.
– Какой вампир? Ну какой вампир? Это что слухи разные ходили? Да это всё сказки. Нет никакого вампира. Да нет никакого вампира. Да вы по селу пройдите! Ну откуда тут вампир? Ну, напуганы люди, крокодил какой-то корову утащил. Потом, эта нога в озере. Вот и болтают всякие глупости. А с ногой как? Продвигается расследование? Ну и хорошо. Нет, нам рассказывать не надо, это государственная тайна, мы понимаем. Ну, будем здоровы, за всё хорошее, как говорится. За всё хорошее.
Глава 47. Странное дело
Глава 47. Странное дело
«Да, странное дело», – Жугдер Гунгаевич всё думал про того иностранца, который пятьсот лет назад искал крокодила в донских степях. Хотел идти на Москву, но не пошёл. «Странное дело». И Жугдеру Гунгаевичу приснился сон.
Приснилось ему, что он в каком-то парке. И там очень тепло и растут пальмы. И это не Сочи, потому что в Сочи Жугдер Гунгаевич был и там всё запомнил. И это точно не Сочи. Хотя и видно море. На море корабли со странными парусами. Большими и квадратными. И люди одеты не по-советски. На головах большие мягкие приплюснутые шляпы. Или это береты, но очень большие, с маленькими полями. Очень красивые. У пиджаков большие высокие воротники. А у самих людей длинные волосы и огромные бороды. Ну, бороды только у мужчин, конечно. Но женщин почему-то вообще не видно. Что Жугдера Гунгаевича не удивляет, как будто так и надо.
Жугдер Гунгаевич сидит на скамейке из камня. И рядом с ним сидит какой-то человек. Этот человек смотрит на море и говорит Жугдеру Гунгаевичу:
– Всего, Ливио, не знает никто. Эту тайну я унесу с собой в могилу.
«Почему он называет меня Ливио? – думает Жугдер Гунгаевич. – Разве я похож на Ливио? И что это за тайна, которую он хочет унести с собой в могилу, а сам говорит о ней на скамейке в парке?» Но тут Жугдер Гунгаевич понимает, что этот человек уже унёс тайну в могилу, причём сделал это очень давно. Несколько сотен лет назад. И говорит он не с Жугдером Гунгаевичем, которого даже не видит. А с каким-то собеседником, которого нет здесь, но которого он себе представляет и к нему обращается.