– А что касается вашей идеи полечить меня руками, – продолжает Сильвия Альбертовна, – то я категорически против. Это может вам выйти боком. От вас и так ко мне идёт какое-то влияние. Я при вас успокаиваюсь. У меня пропадает желание откусить кому-нибудь голову. Как, например, этому Мише. Он, конечно, не такой вредный, как его жена, но кровь у него лучше.

– Я вас очень прошу… – начала Иевлева, но Сильвия Альбертовна перебила её:

– Вот и помогите мне вернуть контроль над всем этим. Потому что мне, конечно, плевать с высокой колокольни на Мишу и на его жену. Но на вас мне не плевать. И дело не в том даже, что вы мне нравитесь, а в том, что на вас вся надежда. Если начнёте меня лечить руками, и на вас перейдёт от меня какое-нибудь интересное свойство, что я тогда буду делать? Двух вампириц не остановит никто. И что дальше? Я хорошо проводила время и ни о чём не жалею. Но надо смотреть прагматично. У меня большие проблемы, их надо как-то решать. Вы мне нужны. Поэтому ваш Миша может спокойно спать в своей кровати, до которой добраться ничего не стоит. Он мне не нужен. На нём свет клином не сошёлся. Тут полно таких.

– Мне, если честно, тоже страшно. – Иевлева машинально взяла себе сигарету, но тут же отложила её обратно в пачку. – Если бы не мальчик внутри меня.

Мальчик, кстати, молчал.

– Но, вы понимаете, – продолжала Иевлева, – я не могу смотреть на это так прагматично. Мне страшно за тех, кого вы встретите ночью. Если это в такой степени выходит из-под контроля, я должна попробовать.

– Вы преувеличиваете, – пыталась отговорить её Сильвия Альбертовна. – Что такого страшного я делаю? Смотрите на меня как на ходячую болезнь. Ведь я стараюсь не убивать с тех пор, как мы ближе познакомились. Да и раньше делала это довольно редко. Но даже если смотреть на меня как на ходячую смерть. Ведь именно смерть является тем фактором, который позволяет вам, людям, примириться со своими недостатками. Из-за этой самой смерти вам становится жалко друг друга, хотя бы подсознательно. Ведь вы сами себе ужасно не нравитесь. Вы бы давно поубивали друг друга, поумирали бы от отвращения к себе, если бы не испытывали жалости. Из-за того, что вы все умрёте. Именно это и есть ваша так называемая человечность.

– Да, конечно, – сразу согласилась Иевлева. – Впрочем, это философия, в которой я никогда особыми способностями не отличалась.

– А я немного занималась философией, – засмеялась Сильвия Альбертовна, – в своё время, далеко отсюда, в рамках домашней службы. Но пошла бы вся эта философия к чёртовой матери. Что делать мне? Я совершенно не привыкла к такому состоянию. Я очень хорошо умею лазить по стенам, да вы сами видели. Но оказаться на гладкой стене без малейшего выступа, где ты можешь только сползать вниз… Это так… некомфортно.