Она налила ещё по рюмке. Вдруг Иевлева сказала:

– Давай, Петровна, помянем хорошего человека! Тоже был со странностями. Устроится в жизни не мог. Видел то, что другие люди не видят. А уж твой самогон он бы оценил, как никто.

– Да, – отозвалась Елизавета Петровна, – знаю, о ком ты. Неприкаянная душа. Пусть земля пухом будет.

Они выпили, помолчали.

– Участковый-то, – сказала Елизавета Петровна, – к жене вернулся. Будет опять за порядком следить, социалистическую законность охранять. Да по пещерам ходить. Теперь у него это подземелье вместо баб будет. Хотя ручаться за него я бы не стала. Он по части баб никогда удержу не знал. Ты как, не ревнуешь? Да знаю я, у тебя другой уже. Зачем он тебе вообще был нужен, ума не приложу. Ну всё, не буду, не буду…

– Он хороший человек, – вздохнула Иевлева. – Наверное, был нужен, раз так получилось.

– А этот его дружок-то новый, – поменяла тему Елизавета Петровна, – Степан, орёл мужик! Вот кого я бы у себя поселила. Только зачем я ему нужна – старая, злая баба?! Да и привыкла я – сама.

В дверь постучали.

– Открыто, – крикнула Елизавета Петровна.

Вошёл фельдшер.

– Ну, – сказал он весело, – дождались! Вернулся!

– Кто вернулся? – не поняла Петровна. – Крокодил вернулся?

– Не-ет, не крокодил. Фролов вернулся. В пазике он! – Фельдшер посмотрел каким-то залихватским взглядом, и нижняя челюсть у него затряслась.

– Ну-ка, иди сюда, – приказала Петровна.

Фельдшер послушно подошёл. Елизавета Петровна налила в гранёный стакан чуть больше половины, протянула фельдшеру и велела:

– Пей!

– Так у меня ж повышенное давление! – сказал неестественно весёлым голосом фельдшер.

– Пей! – повторила Елизавета Петровна.

Фельдшер выпил, крякнул, поставил стакан на стол.

– Огурцом закуси, – сказала Елизавета Петровна.