Но наступил вечер, когда Джаханара осталась одна. Малышка-сестра под присмотром кормилиц и нянь, а ее, несмотря на все возражения, отправили поспать. Девушка не спала две ночи, но и теперь сон не шел. Лежала, уставившись пустым взглядом в темноту, и вспоминала мать. Конечно, она никогда не забудет, сколько бы лет ни прошло, даже когда будут свои дети и внуки, Джаханара обязательно расскажет им об уме и терпении Арджуманд, ее умении думать о других, забывая о себе.
Неожиданно вспомнились слова Аурангзеба. Нет, не неожиданно, просто все эти часы Джаханара старательно гнала их от себя, а теперь они вырвались на волю.
Чем больше думала она, тем ясней понимала, что кто-то воспользовался доверчивостью Аурангзеба и отравил Арджуманд.
Подтверждение она получила на следующее утро. Увидев, как кормилице отдают крошечную сестренку, требующую молока, Аурангзеб зло фыркнул:
— Зачем ее кормить? Ее нужно выбросить со стены, она убила нашу мать! — голос Аурангзеба звенел металлом, слова были отрывисты, словно он не говорил, а камни бросал.
— А ты? — вдруг раздался сзади тихий голос Джаханары. — Тебя не надо сбросить со стены в ров с крокодилами?
Он резко повернулся, оказавшись лицом к лицу с сестрой. Глаза зло сверкнули:
— Меня?
— Ты вчера говорил…
Закончить фразу она не успела, Аурангзеб насмешливо фыркнул:
— Я говорил? Тебе привиделось, сестра. Или ты курила кальян? Опиум на тебя плохо действует.
Его непривычная многословность выдавала страх. Да, Аурангзеб боялся, чтобы не стало известно о его вчерашних неосторожных словах, и Джаханара испугалась этого страха. Даже загнанный в угол щенок может оскалить зубы и стать опасным, а ее брат опасен сам по себе. Он уже не щенок, еще немного — и превратится в пса-людоеда.
И Джаханара схитрила. Она удивленно распахнула глаза:
— Аурангзеб, что с тобой? Ты потерян из-за смерти мамы, но разве малышка виновата в этом? Она всего лишь хотела на волю и не виновата в том, что врач оказался беспомощен. Мама больше не могла носить и рожать детей, ты прав, но наша сестричка не виновата, что мама умерла, она такая же сирота, как и мы с тобой. Даже большая сирота, мы много лет знали любовь и доброту мамы, а она этого не узнает. Я скорблю из-за маминой смерти, но жалею и маленькую Гаухару.
Джаханара все говорила и говорила…
Аурангзеб посмотрел так зло, что Джаханара поняла: до своих покоев она, может, и дойдет, но до завтра доживет вряд ли.
Ужаснувшись, она невольно попятилась к выходу, а потом неожиданно для самой себя вдруг остановилась и вернулась к брату. Тот недобро усмехнулся: