Которого Джесс могла обвинить во всем, что случилось с ней и Брентом.

И которого до сих пор ненавидела.

Так, как ненавидят убийц.

– Привет, – шепнул он ей на ухо, обдавая холодом.

И направился дальше. Завернул за угол и исчез из виду.

Джесс остолбенела. Ее словно заморозило.

Она подняла руку и с ужасом заметила на коже морозную изморозь.

Джесс хотела закричать, но не смогла – губы словно закрыли невидимой ледяной ладонью. Она онемела от жгущего холода. Застыла.

Ее рука покрывалась серебряным снежным тончайшим слоем.

Изморозь добралась до шеи, тихо треща, поползла вниз, покрывая спину, грудь, живот… Дошла до ног, обездвиживая. А после ласково облепила лицо и голову – как ледяная паутина.

– Миссис Кантвелл, миссис Кантвелл! – донесся до Джесс голос одной из медсестер. – Ваш сын пришел в себя!

Взгляд Джесс остекленел.

Она стала ледяной скульптурой.

Живой скульптурой с пока что бьющимся и горячим сердцем.

«Наверное, это конец», – подумала Джесс отстраненно.

И провалилась в темную дыру, которая разверзлась под ногами.

…в дыре пряталась вечность и выли неупокоенные души.

* * *

Джесс пришла в себя и поняла, что сидит на стуле с высокой спинкой за длинным столом с белоснежной скатертью в мрачной комнате. Ее руки цепями прикованы к подлокотникам.

Джесс с привычным страхом огляделась по сторонам.