— Скажу, только позже, — в это время лифт как раз достигает первого этажа, и мне приходится согласиться с Юрой. — Здесь есть другой выход; понадеемся, что твоему клоуну об этом ничего не известно.

И я, кивнув, уже сама иду за Юрой, почти полностью поверив в то, что сейчас он единственный, кто сможет доставить меня к отцу и тем самым помочь избежать опасной встречи с вездесущим Лицедеем. Мы выбираемся из дома, и Юра, нервно оглядевшись по сторонам, тащит меня подальше от входа и света мутно-желтых уличных фонарей, не обращая внимания на дождь, обрушившийся на наши непокрытые головы. Мои мокрые волосы противно липнут к плечам, одежда тоже становится сырой и холодной. Я начинаю дрожать все сильнее, с тоской вспоминая об оставленной в родительском доме верхней одежде, или хотя бы о какой-нибудь Володиной куртке, которую могла захватить с собой, если б не спешка. Куртка Юры тоже блестит от дождевых капель, но под ней все же не в пример теплее, чем мне в моей насквозь промокшей кофте.

Мы приближаемся к темной машине, припаркованной вдали от уличных источников освещения.

— Садись, — командует Юра, открывая передо мной пассажирскую дверь, сам устраивается за рулем.

Пристегивая ремень безопасности, я успеваю заметить мощный заряд света автомобильных фар в заднем стекле, приведший моего неожиданного спутника в еще более взвинченное состояние.

— Черт, вот черт! — сквозь зубы ревет Юра, до упора вжимая педаль газа в пол и резко срываясь с места.

— Это он? — испуганно оборачиваюсь я. Мои зубы стучат друг об друга так быстро, что мне с трудом удается протолкнуть сквозь них даже несколько слов.

— Кто — он? — нервно уточняет Юра, косясь в зеркало.

— Лицедей?..

— Это… — его перебивает звонок моего телефона. — Не бери трубку! — оглушительно громко кричит он, проворно выхватывая аппарат из моих рук прежде, чем я успеваю среагировать должным образом.

— Это папа, — возражаю было, но Юра поспешно бросает звонящий телефон в нишу водительской дверцы, туда, где мне его ни за что не достать.

— Послушай, красавица, — выдает он усталым голосом, давая понять, что разговора с отцом не будет. Неужели это с его людьми мы разминулись у дома Володи?.. — Просто уясни главное: сейчас я единственный, кто реально может тебе помочь. Ни папа, ни мама, ни даже господь Бог, а только — и исключительно — я!

— Что это значит? — прежний страх возвращается; я снова не знаю, кто сидит со мной рядом и чего следует ожидать от человека, назвавшего себя моим союзником.

— Это значит, что я не желаю тебе зла, но причиню его, если ты не будешь действовать со мной заодно. И нет, — он криво усмехается, заметив сменившееся выражение моего лица. — Я вовсе не долбанный псих, запавший на твою мордашку.