Он надеялся, что Майк просто устал и еда вернет его к жизни. Не тут-то было. Никита, как мог, разряжал обстановку рассказами о поездке, однако расшевелить Молчуна не сумел.

– Теперь пошли смотреть твою работу, – вздохнул он, загрузив посудомоечную машину.

Все было в полном ажуре, Майк постарался на совесть. Даже большая люстра в гостиной висела на своем месте. Как Никита ни озирался, никакого видимого ущерба не заметил.

– Не представляю, как ты сумел повесить люстру, – заметил он.

– Я поехал к Дилану за высокой стремянкой, а он сам вызвался помочь. Думаю, хотел посмотреть, как теперь выглядит бывший дом старины Эдварда. – Молчун заговорил, но так и не ожил.

Никите надоела роль няньки. Он разложил на полу рисунки и гравюры и принялся колдовать над планом развески. Потерявший дар речи, но не работоспособность, Майк покорно претворял его в жизнь.

В половине четвертого привезли буфет. Трое хорошо экипированных грузчиков осторожно втащили его в дом и установили на место. Никита подписал документы, заплатил за доставку и, закрыв за ними дверь, помчался назад, в гостиную, любоваться новым приобретением.

В глубокой задумчивости Майк сидел на диване. Никита по-хозяйски развалился рядом и стал оглядывать комнату. Она все еще выглядела пустовато. Недоставало мелочей, которые обычно наполняют помещение жизнью, но в целом интерьер сложился. «Интересно, понравится ли все это Оле?» – Никита засомневался лишь на секунду и тут же пресек эту мысль. Что сделано, то сделано.

Он вскочил, повесил две последние гравюры по бокам от буфета и, довольный, снова отступил к дивану.

– Моя женщина беременна, – вдруг вымолвил Майк. – Оказывается, она уже на четвертом месяце. А сказала только сегодня утром. Зимой у меня родится сын. Или дочь.

«Ах, вот оно что!» Причина невменяемого состояния Майка стала ясна. Однако его отношения к случившемуся Никита пока не понял.

– Поздравляю, – осторожно сказал он. – Это твой первый ребенок?

– Первый.

– Ты рад?

Майк не отвечал. Глядя на него, Никита поежился: плохо дело, если человек не рад ребенку. Можно заставить мужчину жениться, но нельзя заставить его почувствовать себя отцом. Он помнил, как они с Ольгой плакали от счастья, когда подтвердилась ее беременность. Да, его любовь к сыну менялась по мере того, как тот взрослел. В конце концов, нельзя относиться к подростку так же, как к годовалому младенцу. Да, было дело, он почувствовал разочарование, когда понял, что сын не дотягивает до его ожиданий. Да, сейчас он стоял на пороге нового этапа, с опозданием открывая в Алексе личность. Но все эти годы Никита помнил ощущение чуда, которое пришло к нему сразу, как только он впервые взял в руки перевязанный голубой лентой кулек. Еще вчера маленького человека не было на свете, а сегодня – вот он, кряхтит внутри кружевного конверта.