Светлый фон

Мысли и переживания о Родине отняли у меня возможность думать о чём-нибудь другом. Я стал походить на насекомое, завязшее в паутине. При всякой попытке избавиться от этих мыслейя всё больше запутывался в них, и не мог больше двигаться. Вода и хлеб потеряли вкус. Даже солнце сталодля меня бесцветным. Я был болен, и вылечить меня могло только одно лекарство: возвращение на Родину.

Сама моя фамилия, отцовские гены, и его душа обязывали меня бороться за мою страну, и если мне суждено было погибнуть в этой борьбе, то я должен был быть в рядах тех, кто пожертвовал своей жизнью ради своей Родины.

Однажды, Тамара спросила меня: «Что тебя беспокоит?» Мне стало неловко признаться ей, да и как я мог! Мы столько лет провели в постоянной разлуке: сначала моя учеба, потом война, затем другая война, и все это время она одна несла тяжесть семьи. Меня же ветер жизни постоянно бросал то в одну, то в другую сторону. У меня язык не поворачивался сказать ей, что я хотел поехать в Грузию. Она сама сказала: «Если ты грустишь по Родине, и она зовёт тебя, поезжай, может быть, там ты найдёшь себя и устроишься. Тогда и мы приедем к тебе. Если хочешь, мы сейчас же поедем с тобой. Ты только скажи мне, не держи это в сердце, не мучь себя. Наверное, ты ещё не готов к семейной идиллии, ни по возрасту, ни по внутреннему состоянию, чтобы жить спокойной жизнью, тем более, когда тебя так беспокоит судьба Родины. Ведь мы не обуза тебе, мы твояопора и надежда». Тогда я ещё раз подумал, какая у меня удивительная жена, настоящий друг, умная и мудрая женщина. Я часто о ней так думал, но сейчас ещё раз убедился в этом. В июне 1922 года, как я и обещал Шалве, я приехал в Тбилиси. Дома я никого не застал, семья была в деревне, а он сам, как мне сказали его близкие, долго на одном месте не задерживался, так как находился на полулегальном положении. Он сам пришёл ко мне в гостиницу. Оказывается, он накануне вернулся из Караджалы 7[7], куда ездил на встречу с генералом Какуцей Чолокашвили. На второй день мы отправились в Гори. – Мои родители находятся в Хурвалети 8[8], мой брат тоже там со своей семьёй, – сказал он мне.

Мы приехали в Хурвалети. На окраине деревни, на возвышенном месте стоял прекрасный дом с колоннами, выстроенный избелого тёсанного камня. Второй этаж дома был деревянным, с большой верандой и деревянными колоннами, соединёнными резными сводами. Вся прелесть этого дома заключалась в его стиле, в колоннах и веранде. С веранды открывался прекрасный вид прямо на середину Картли 9[9]. Вокруг, утопающие в зелени, сады и деревни представляли собой очаровательное зрелище. Мы стояли на веранде, и Шалва объяснял мне, где что находилось. «Вот здесь, южнее находится Надарбазеви, восточнее Тирифона – она достигает деревни Чала, которая принадлежит Амилахвари. Посмотри на запад: Зегдулети, Собиси и там дальше ещё Свенети, – показывал он рукой. – На севере за нами Бершуети, Квемо Хурвалети и Орчосани. – Мы перешли в другой конец веранды и теперь уже отсюда продолжили любоваться окрестностью, – Вот и она, Кодис цкаро 1[10]». Уже вечерело, но всё было хорошо видно. Жара спала, западный ветерок развеял полуденный зной. Несколько облаков лениво проплыли над нами. Вокруг было так спокойно, что трудно было себе представить, что на этой земле могло случиться что-нибудь плохое. Трудись и радуйся жизни, что ещё нужно человеку! Долина Тирифона, которуюс такой любовью описывал Шалва, действительно, была изумительной. Куда не бросишь взгляд, повсюду открывался широкий простор. Мы долго стояли и любовались этим зрелищем.