— Состояние стабильное, — успокоила Таня и рассказала все как есть. — Понаблюдаем пару дней, обследуем и, думаю, будем переводить в палату, — она и сама очень волновалась за Громова, за Иру и их будущего ребенка. Специально брала больше ночных дежурств. Бывало, что не спала двое суток подряд. Боялась оставить Романову одну, боялась, что может упустить что-то важное. Но теперь тревога сошла на нет. Конечно, Тимуру предстояла долгая реабилитация, но худшее осталось позади.
— Хорошо, я понял. До связи.
— Подожди, — еле успела произнести Куликова до того, как Стас чуть было не сбросил вызов.
— Что?
— Больше ничего не хочешь сказать?
Положительные эмоции лишь ненадолго заполнили душевную пустоту, и Таня снова вернулась к вопросу об их отношениях. Все еще надеялась, ждала услышать нужные слова, но снова просчиталась.
— А должен?
— Не знаю…
— Нет, не хочу, — отрезал Дымов, решив для себя, что больше не поведется на провокации. Хватило в прошлый раз. — Это все?
Он понимал, что продолжать диалог бессмысленно — пустые фразы и молчание в трубку ни к чему не приведут. Они уже достаточно сказали друг другу. Добавить было нечего. Оставалось только пережить и забыть.
— Громов спрашивает, когда ты приедешь, — машинально соврала Куликова и тут же осеклась. Знала, что не права, что перегнула палку в тот раз, но не признавалась. Просто хотела его увидеть.
— Пока не знаю.
— Ну ладно, пока, — обреченно выдохнула она, и в следующую секунду раздались частые короткие гудки.
Тула. Городская клиническая больница №7
Тула. Городская клиническая больница №7Сквозь тонкую пелену сна Романова ощутила невесомые касания и улыбнулась. Так приятно было осознавать, что она больше не одна, сбылась заветная мечта — Тимур наконец-то рядом. Она чувствовала его присутствие каждой клеточкой своего организма и была безмерно счастлива.
Лениво потянувшись, посмотрела на него и утонула в его глазах. Столько любви и нежности в них сияло.
— Доброе утро, — Ира потерлась щекой о его ладонь и поцеловала ее, наслаждаясь теплом кожи.
Она уже забыла этот волшебный, трепет от того, что в груди порхают тысячи бабочек. Только Громов мог разбудить их одним взглядом.