Подпускает меня вплотную к себе, чтобы резко выбросить колючки и пропороть моё тело насквозь. Снова и снова, пока я продолжаю кидаться к ней, как ненормальный, и не могу остановиться.
Или прими, или добей, Маша. Хватит с нас обоих этих полумер.
— Ксюша рассказала мне правду примерно за год до смерти. Может быть, не всю. Рассказала про то, как первая нашла мою записку у тебя под подушкой, как представила это тебе. Но скажи, Маша, — непроизвольно тянусь чуть ближе, к прячущемуся за спутавшимися светлыми волосами ушку, перехожу почти на шёпот и как ненормальный вдыхаю в себя будоражащее смешение ароматов: фиалка, кедр и терпкая сладость секса. — Скажи мне честно, неужели ты правда в это поверила?
… я знаю, что ты способна сама добиться всего, чего только захочешь в этой жизни. Своей целеустремлённостью, выдержкой, внутренней силой, которые восхищали меня каждый день, проведённый рядом с тобой…
— За столько лет, моя сообразительная и умная Ма-шень-ка, ты ни разу не усомнилась в её словах?
… я ничего не могу предложить тебе сейчас, но обязательно наступит время, когда мне станет под силу помочь тебе добиться всех поставленных целей и стать счастливой…
— Ты действительно не увидела, не поняла, не догадалась, что та записка предназначалась именно тебе?
… только поверь мне, дождись меня и я заберу тебя себе, чего бы мне это не стоило.
Она снова вздрагивает всем телом, резко и сильно, как от точного удара хлыстом, и начинает мелко трястись, делая один за другим маленькие глотки воздуха. А по щекам бегут слёзы — крупные и прозрачные капли, которые я до сих пор помню на вкус, но никогда прежде не видел, и поэтому сейчас, глядя на них, испытываю радость, восторг, облегчение, почти счастье.
Ей не всё равно.
Испытываю страх, мучительную тоску, невыносимую боль, истирающие в порошок каждую мою кость, перекручивающие сквозь мясорубку эмоций каждую мышцу, медленно вскрывающие каждую пульсирующую вену.
Как же тебе больно, девочка моя.
Я встаю за её спиной, упираюсь, зарываюсь носом в волосы на макушке и прикрываю глаза. Сдерживаю себя изо всех сил, на последних лимитах самообладания, чтобы не прислониться к ней вплотную, и шумно выдыхаю весь скопившийся внутри страх, когда она прижимается ко мне сама, вдавливается в моё тело острыми выпирающими лопатками и мягкими, округлыми ягодицами.
Заражает меня своей дрожью, которую я охотно принимаю на себя.
— Ты не представляешь, насколько трудно совершеннолетнему парню признать, что он влюбился в тринадцатилетнюю девочку. Позволить себе что-то подобное, Маша, — бормочу ей в затылок, не открывая глаз, а руками жадно обхватываю талию, кладу ладони на живот и только тогда ощущаю холодную и мокрую насквозь ткань надетого на ней платья, так и пролежавшего на полу в душевой всю ночь.