— Уж если я бы никогда не подумала, что у вас всё настолько далеко зашло, то и остальные в это никогда не поверят, точно тебе говорю, — продолжала увещевать Колесова, успокаивающе поглаживая меня по плечу, пока мы ждали остальных ребят на заранее оговорённом месте встречи, чтобы всем вместе пойти на обед.
В холле было многолюдно, и я оглядывалась по сторонам, с одной стороны отчаянно желая скорее найти Иванова, прижаться к нему как к последнему оплоту спокойствия и постоянства, гаранту моей уверенности в завтрашнем дне, спасительному маяку, своей непоколебимой внутренней силой дававшему мне надежду найти выход из любой ситуации. А с другой стороны, меня пугала перспектива того, что необходимо будет настолько открыто и честно озвучить перед ним все свои страхи.
На слова Наташи я почти не обращала внимания, сдержанно и слегка рассеянно кивая в ответ, пока внутри поднималась целая буря эмоций. И острое, горьковато-пряное предчувствие неотвратимой беды жгло рот, противной сухостью ложилось на губы, сдавливало горло удушающим спазмом.
— Девушка, не меня ли ждёте? — знакомый шёпот горячей волной опалил моё ухо и спустился вниз по телу, заставив меня вздрогнуть от неожиданности и тут же задрожать от волнения.
Максим появился за моей спиной из ниоткуда, как настоящий супергерой. Высокий и широкоплечий, с очаровательно-снисходительной улыбкой на губах и озорными огоньками, горящими в глубине его светлых глаз, — именно теми, что однажды задели меня слишком сильно и обрекли медленно сгорать от желания, нежности, жгучего влечения к нему.
— Тебя, — согласно кивнула я, а у самой перехватило дыхание, словно каждый раз при виде него мне приходилось заново срываться с обрыва и разбиваться насмерть осознанием всей глубины своей влюблённости в него.
Влюблённости, которую мне хотелось возвести в культ и воспеть так, чтобы все уже написанные поэмы о любви показались лишь ничего не значащими пустышками. Влюблённости, от которой мне хотелось избавиться любым путём, даже если ради этого пришлось бы варварски выдрать собственное сердце и вышвырнуть прочь от тела.
Почему-то именно в это мгновение, когда я глядела прямо в его светящиеся от счастья глаза, судорожно облизывала ноющие в ожидании поцелуев губы, мысленно уже вымаливала у него прощение, меня сковало обжигающе-ледяным осознанием того, что он не простит мне этого. Не теперь. Не после всех высказанных друг другу обещаний, признаний, звучавших хриплым шёпотом просьб.
— Нам нужно… — выпалила я, но такое важное «поговорить» так и не успело вырваться на желанную свободу, потому что Иванов решительно обхватил меня за талию и, приподняв над полом, понёс в сторону столовой.