Не знаю, с чего я вообще это взяла. Наверное, просто отчаянно хотела снять с себя груз ответственности за те слова, что должны были прозвучать.
— Что случилось? Ты сказала, это срочно, — напомнил он мягко, вынимая из кармана сигареты и зажигалку. И я почти потянулась к ним, почти попросила дать мне тоже, прежде чем вспомнила, что пока — нельзя. И сглотнула вязкую слюну, вставшую посреди горла.
— Я беременна.
Он закурил на удивление спокойно, только лишь нахмурился, и я отчётливо видела, как в направленном прямо на моё лицо взгляде вспыхивают и тут же затухают один за другим стандартные и бессмысленные вопросы.
«Ты уверена?»
«Как это получилось?»
«Давно узнала?»
Я тянула с этим три дня. Делала тесты утром и вечером, выбрасывала их сразу же, как видела яркую вторую полоску, уверенный плюсик, надпись «беременна» с пугающей цифрой в три недели. Из-за постоянно скачущего цикла и уверенности в том, что спустя три года постоянной половой жизни ничего такого не может случиться, я умудрилась упустить столько времени, опомнившись только с появлением классической утренней тошноты.
— Ты решила, что будешь делать? — спросил он, потратив на раздумья несколько минут, в течение которых успел докурить и присесть рядом со мной.
— Конечно же, аборт, — странно, но вслух это прозвучало уверенно и решительно, хотя все предыдущие дни у меня всё внутри переворачивалось, стоило лишь мысленно произнести это слово.
Он смотрел на меня так пристально, очень серьёзно, но только сдержанно кивнул в ответ.
— Я пойду с тобой. Оплачу всё, что потребуется.
Запись в клинику была забита до конца недели, и самым сложным в ожидании оказалось не думать о том, что со мной что-то не так. Именно так воспринималось то состояние, непременно напоминавшее о себе резким отвращением к запахам, к привычной еде, даже к любимым занятиям, на смену которым пришла апатия и постоянная усталость. Я не читала ничего о беременности, не представляла себе никакого ребёнка, живущего внутри, отторгая от себя любые мысли об этом.
Просто со мной временно было что-то не так. Словно внезапно появилась какая-то странная болячка, от которой меня скоро вылечат.
Клиника была светлой, чистой, даже, наверное, уютной — всё это шло каким-то фоном вместе с приветливыми улыбками персонала, встретившего нас сразу у входа. И тогда у меня впервые мелькнула идеально вписывающаяся в погоду, отвратительно-грязная мысль о том, что люди, прерывающие чужие жизни, выглядят очень счастливыми.
Я не знаю, что именно это было: шёпот совести, крик подсознания, голос сидящего внутри страха. Но уши будто забили ватой, сквозь которую до меня почти не доносились звуки, сердце бешено стучало, почему-то отдаваясь пульсацией именно в животе, и я двигалась просто по инерции, всюду следуя за собранным и уверенным Славой.