Да, это был ошейник. Самый что ни на есть настоящий ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ошейник. И я нисколько не удивлюсь, если ты его сделал специально на заказ, как и выбил на нем свое имя. И теперь ты разворачивался с ним ко мне лицом от тележки, чтобы снова вернуться на прежнее место за моей спиной с весьма определенной целью и намереньем. Вот только на этот раз твое приближение в два неспешных размеренных шага отдавалось в моем теле мощными толчками свихнувшегося сердца.

Я понимала, что лучше отвести глаза в сторону, отвернуться, не держаться за эту гребаную полосу оцепеневшим взглядом. Но это было сильнее меня, подобно неосознанному подкожному рефлексу, обезумевшему желанию… самой прикоснуться к ней пальцами, взять в собственные ладони, прощупать, рассмотреть сблизи с недетским любопытством и жадностью вдоль и поперек. Страх, нездоровое любопытство, твои руки, державшие данный предмет едва не с показательной апатией, твое неумолимое приближение — один из самых убойных коктейлей, который когда-либо прошибал мне мозг буквально на вылет, угрожая приложить меня лицом к полу за считанные секунды. И я не понимала, что со мной. Почему меня не ведет в сторону, не отталкивает иным защитным рефлексом — отшатнуться, отскочить, вжаться спиной в диван или в ближайший угол? Я же прекрасно понимаю и осознаю, для чего ты его несешь ко мне. Тогда откуда это состояние полной парализации с глубокой контузией? Я должна была устроить настоящую истерику, не иначе, сделать все возможное и нереальное, чтобы ты не закончил то, что намеревался проделать со мной в ближайшие пару минут.

— Он имеет большое смысловое и символичное значение, как для Мастера, так и для его нижнего. И ты не просто принимаешь с ним мою власть и полное согласие подчиняться моей воле, он становится частью тебя — именной меткой твоего Хозяина на твоем теле все 24 часа и семь дней в неделю. И могу тебя заверить, для большинства сабмиссивов постоянный ошейник является куда исключительным и весьма значимым предметом его особой связи со своим Топом, чем обручальные кольца для ванильных молодоженов. Я понимаю, для тебя все это слишком необычно, ново, если не дико…

А я не понимаю, почему позволяю тебе это делать с собой?

Опять накрыть своей сминающей тенью, коснуться спины и затылка мягкой сетью своего физического и ментального тепла… оплести мое горло успокаивающим захватом нежных пальцев, вновь рисуя по чувствительной коже метки или невидимые пунктирные линии перед предстоящим срывом в огненные чертоги твоей головокружительной бездны. Ты перекрыл мне доступ кислорода и ток крови в сердечную помпу раньше, чем я успела сообразить, что больше не могу дышать, поскольку отсчитывала собственными надрывными ударами агонизирующего сердца последние секунды перед тотальным слиянием с твоей ненасытной тьмой. И не потому, что я боялась этого долбанного ошейника, меня пронизывало до самого костного мозга твое неприкрытое отношение к нему, то, что ты на самом деле хотел заставить меня прочувствовать с помощью твоих вскрывающих слов, прикосновений рук-пальцев-одержимой-сущности… проникновением под мою кожу запахом-трением-липкой-поверхностью самого ошейника. Не напускной скептицизм, не вынужденное смирение с происходящим, не кратковременную обязанность перед твоими ненасытными демонами, а реальный живой, физический страх-трепет-безысходность. Ты хотел, чтобы я поверила в него… в его силу воздействия на мои тело, разум и желания. И я действительно поверила и ощутила. И только благодаря тебе.