— ЭЛЛИС, — нет, в твоем голосе не единой нотки натянутого нетерпения.

Возможно ты не повысил его тональности даже на четверть октавы, но он все равно прозвучал для меня громче обычного… отразился в высоких потолках комнаты звучной вибрацией, тут же обрушив свой выбивающий удар по слуху и скрученным нервам звенящей дрожью. А может меня так трясло и до этого? И я лишь сейчас смогла это заметить, почувствовать, когда усилившийся озноб прошелся по всем позвоночным дискам невесомым скольжением невидимых лезвий тысячи ледяных осколков, вонзив свои микроскопические иглы в поры и нервные окончания сомлевшего эпидермиса. Смертельная шоковая волна, которая должна была вырвать из меня остатки здравого сознания, убить, в крайнем случае довести до истерики, но уж никак не толкать в твою сторону и совершать в состоянии полубредового транса невыполнимые движения.

Наверное, я осознала, что делаю, как только ментоловая слабость резанула сухожилия и суставы на моих трясущихся руках, когда я чуть было не поскользнулась ладонями о вощеную поверхность полированных полов в попытке преодолеть первые пару "шагов" к указанному тобою месту. И возможно это случилось как раз из-за того, что я не спускала с тебя заплывшего под густой пеленой слез почти невидящего взгляда. Я не видела, что делаю, как это делаю и зачем.

Мой новый рефлекс? Когда, как? И почему твоя совершенная маска беспощадного бога не меняется даже в искажении глазного хрусталика? Ничего. Та же бесчувственность, тот же заблокированный взгляд пустых, непримиримых глаз, чьи золотые клинки заставят тебя держаться за их острейшие грани не смотря самую нестерпимую боль и кровоточащие под их лезвиями раны.

Может поэтому я все это и делала? Ты меня принуждал это делать. Медленно вгонял в меня свои гребаные черные скальпели снаружи-изнутри, сминал своей сверхощутимой тенью-сущностью-волью… затягивал свой тугой ошейник на моем горле лишь силой своего ментального подавления. Подтягивал расслабленными пальцами левой руки невидимый поводок-цепь…

— Умница, — ни тепла, ни четко выраженного довольства в бархатной тональности твоего гиперуравновешенного голоса. Как будто ты продолжаешь мне зачитывать следующие пункты своего треклятого Протокола.

Мне бы зажмуриться, рвануть в ближайший угол, забиться в него пока не приедут санитары из ближайшей психушки, но я упрямо или тупо тянусь к тебе… далеко не изящными шагами далеко не грациозной кошечки. Ползу к твоему теплу, переступая по гладкому паркету дрожащими руками и коленками, едва не поскальзываюсь на собственных слезах, хотя почти не чувствую, как они сбегают с моего лица очень быстрыми змейками, срываясь на пол почти беззвучной дробью. Всего несколько футов до тебя, до твоей ноги, руки…